Силуэт

Силуэт

- Я ничего не слышала в ту ночь, - устало прикрыла глаза.
- Вас не смутило, что Вы не видели свою тетушку несколько дней? Вы даже не соизволили проведать ее комнату? - удивленный голос инспектора заставил вновь на него посмотреть. 
- С миссис Ричардсон мы не близки. Как только почувствовала трупную вонь, сразу вызвала Вас.
- Откуда же Вам знать такой специфичный запах? - удивление не пропадало.
- Мы живем на одной улице с городским моргом. Бывает, что мимо тебя везут труп с истёкшим сроком годности.
- Грубовато, мисс.
Я пожала плечами, мол как есть. Перевела взгляд на часы висящие на стене - я на ногах уже 18 часов. Сейчас бы поспать. Через 6 часов следующая смена, а я сижу и отвечаю на вопросы по убийству опекунши. 
Чувствовала ли я боль утраты, горечь от смерти родственницы? Сложно сказать. Как обычно реагируют люди на известие об очередном убийстве незнакомого человека в городе? Это что-то между незначительным шоком и легким страхом - “и это в нашем городе! на улицу выйти страшно! куда смотрит полиция!”. Но через день всё забывается, жизнь идет дальше, а если и напомнит кто о смерти: “да-да! ужасное событие!”, - и человек бежит дальше. Наверное, это заложено на подсознательном уровне - если б мы принимали близко к сердцу все происшествия с незнакомцами, мы свихнулись бы очень быстро.
Вот где-то так же я воспринимаю и смерть моей тети. Мы были никем друг для друга. В возрасте 11 лет, когда суд признал моих родителей виновными и посадил их в тюрьму, меня отправили на воспитание к миссис Ричардсон, как к единственной родственнице. Зачем нужен ребенок от уголовников семье с тремя детьми? Первая и единственная фраза за почти 5 лет была: “Мы предоставляем тебе только комнату до твоего совершеннолетия. Замечу в воровстве - вылетишь на улицу”. Потеряв сразу двух родителей, я потеряла еще и детство, а вместо утешения я получила крышу над головой. И, признавая сейчас, мне крупно повезло.
На следующее утро после новоселья, ткнувшись носом в запертую кухонную дверь, я поняла, что кормить меня здесь не будут и мне нужны деньги чтоб не умереть. Продавать было нечего - два платья, рубашка, штаны, да так, по мелочи. При аресте родителей были конфискованы все более менее стоящие вещи. 
Работу я искала начиная с улицы, где был расположен дом, продвигаясь всё ближе в сторону трущоб. Ребенка, а к тому же девочку, не хотели брать даже поломойкой, не помогало и добавление себе возраста, благо моя долговязость это позволяла. Побродив так около трех дней, меня осенило переодеться в парня и попробовать счастья еще раз. **Это был мой первый урок о дискриминации.** 
Длинные русые волосы пришлось сматывать и прятать под кепи. В портняжной лавке, где я представилась Улиссом 14 лет, мне наконец повезло - меня взяли мальчиком на побегушках. 
А волосы я обстригла.
Работа была не то чтобы легкая - иногда и огромные рулоны твидовой ткани носить приходилось, но плюсы всё же находились. Остатки ткани, из которой уже не сошьешь ничего путного на продажу, раздавались рабочим, перебирать и воротить носом было не по карману. Сначала из-за угла я подглядывала за швеями, что да как они делают, позже по ночам, часто оставаясь тайком, пыталась сшивать лоскутки или латать уже давно изношенные вещи. Однажды я задержалась за швейной машинкой до утра - доделывала себе рубашку. Мне повезло получить приличный кусок ткани, которого хватало почти полностью, только рукава были из другой. Вполне себе приличная одежда и носить не стыдно было. Меня застукала младшая швея, подняла крик, что я ломаю оборудование, к слову сказать, и так уже видавшее виды. Меня тогда сильно отругали и оштрафовали, запретив приближаться к цеху после рабочего времени. Тогда пришлось учиться ручному шитью. 
Так проходили мои будни, выходные, праздники. Смена 15 часов. Таверна, где денег хватало только на объедки. Дом.
Ни тетку, ни других членов их семьи я обычно не видела - уходила рано, приходила поздно.
И вот пять лет спустя моей новой жизни, придя с работы, я услышала сладковато-гнилостный запах. Ни одного живого человека в доме. Только один насильственно мертвый. По предварительной оценке экспертов тело пролежало около трех дней. 
Кто убийца, где дядя и трое кузенов - на данный момент следствие такой информацией не располагает.
А то, что убийца забрался в дом именно через мое окно, никого не касается.
 

# глава 1
Свет от керосиновой лампы бросал блики на стекло окна. Если всмотреться внимательнее, то можно заметить не только причудливое отражение лампы, но и человека, сидящего на кровати - меня. Комната прокопчена удушливым запахом керосина. На осветительный керосин денег безбожно было жаль, а промышленный в разы дешевле и светил так же, пусть и имел существенный минус в запахе. 
Встать и приоткрыть окно для проветривания у меня сил не было, да и желания в целом тоже - вонючий запах керосина стал олицетворять запах дома. Какого никакого, но дома.
Вот так прийти с работы в полной темноте, зажечь в комнате лампу, сесть, прикрывши глаза и на всю полную грудь вдохнуть режущий нос "дух дома", чтоб аж в груди запекло. Притвориться на пару мгновений, что это твой дом. В котором ждут, любят. Главное вовремя открыть глаза, чтоб не поверить в эту сказку. Будет ли такая сказка в будущем, когда я построю свой дом, точно ли была такая сказка в прошлом, когда жила в родительском доме? **Мой второй взрослый урок в подростковом возрасте был, что надо прекращать верить и мечтать.** Ничего хорошего это не принесет, только разбившиеся осколки от мечты засядут поглубже в сердце. Сколько таких осколков выдержит человеческое сердце? 
В одну из ночей я проснулась от звук разбившегося стекла. На полу возле окна рассыпались осколки лампы, окно было открыто настежь.
Я редко открываю окно ночью. В духоте быстрее засыпается, что является ключевым моментом перед следующей рабочей сменой. И в ту ночь я не делала исключений - я не открывала окно. Логичный вывод, что кто-то кроме меня здесь был и этот кто-то покинул дом через окно. В свое время комнату мне выделили на первом этаже, не далеко от заднего входа. Таким образом я практически никогда не пересекалась с остальными жильцами дома. 
В тот момент я почувствовал не страх, а злость и раздражение - придется покупать новую лампу, да и хорошо, что перед сном я выключила ее, иначе быть пожару. А страха не было, так как было четкое осознание, что нечего у меня красть, да и жизнь особо я не ценю, за других же я не в ответе.
Так продолжалось 4 дня - засыпала я с закрытым окном, просыпалась с настежь распахнутым. Интереса дождаться и посмотреть, кто же приходит, а точнее, вероятно, уходит именно через мое окно, не было. 
На пятый день закрывая в очередной раз окно я увидела отпечаток руки на раме. Красный, липкий отпечаток. Свежий. Наверняка, это абсурдно звучит, что мне было всё равно чей это отпечаток, а главное чья это кровь. Но почему я должна беспокоиться о других, если никто не беспокоится обо мне?