Симфония хруста

Часть 4. Глава четвертая, в которой одни жалуются, а другие учатся

Директору департамента правопорядка

Кристиану Божоле

от Анриеты Коле

ул. Вианн Роше, д. 56

жалоба.

Уважаемый месье Божоле, это моя пятая жалоба! Я требую, чтобы вы повлияли на хозяина этого грязного магазинчика «Волшебная дудочка». Вот уже десять лет он портит репутацию нашего милого района, а теперь еще и новая напасть. Музыка! Они там играют с утра и до ночи. И это совершенно невозможно! Мы не можем ни спать, ни есть, ни даже толком отдохнуть после работы! Не знаю, почему вы до сих пор ничего не предприняли, но я требую, да-да, я требую от вас, как от представителя законной власти, немедленно разобраться с этой напастью.

К жалобе прилагаю 25 подписей от жителей нашего района, которые согласны с каждым моим словом.

20 декабря 1974 г.

* * *

Кстати, если вы думаете, что Джек хоть на йоту изменил свое ко мне отношение, вы глубоко заблуждаетесь. Признаюсь, заблуждался и я. В своих фантазиях я рисовал себе картины одна радужнее другой. Вот Джек, рыдая на моем плече, просит у меня прощения за все те тяготы, которые выпали на мою долю по его вине. А вот мы вместе выжимаем мою насквозь промокшую от его слез жилетку. А вот мы сидим вместе на диване и ведем задушевную беседу, и Джек говорит, что друга лучше меня у него не было. А вот он приносит мне чашку чая и корзиночку печенюшек, но, не решившись потревожить (я в этот момент в порывах музыкального экстаза создаю очередной шедевр), ставит их на краешек стола и, полный благоговения, уходит… О, святые угодники, как сладки были эти мечты! Вынужден признаться, хотя мне и неловко, я ни о чем, даже о первом поцелуе с моей милой Шанталь, не мечтал с такой страстью, с какой жаждал признании этого грязного вонючего старикана! Я всю жизнь его добивался и, чего греха таить, пытаюсь добиться до сих пор. Каждый раз, когда сначала из моего сердца, а потом из утробы скрипки выходит очередной шедевр, я думаю: «А что бы он сказал об этом?» Как ни крути, а никто и ничто не способно подарить человеку большее наслаждение, чем уважение того, перед кем он благоговеет.

Дело в том, что Джек оказался потрясающим учителем. Я не шучу. Черт, да я до сих пор не встречал человека с таким невероятным слухом! Стоило мне сфальшивить или схалявить хотя бы на одну нотку, как он тут же появлялся из ниоткуда, словно черт из табакерки, и отвешивал мне такую затрещину, что всякое желание расслабляться пропадало напрочь. Хех, само собой тогда я бесился и, потирая затылок, орал, что подам на него в суд! Но посмотрим правде в глаза – если бы не его упорство, я бы никогда не стал тем, кто я есть.

Он часами заставлял меня играть, без конца повторяя, как заведенный: «Плохо, плохо, заново, плохо…». Он знал наизусть, кажется, каждую нотную тетрадь в магазине и всегда безошибочно мог сказать, где какая из них лежит. Просто удивительно, учитывая, что он никогда не мог толком сказать, где в данный момент валяются его носки, трусы или паспорт.

Как-то я сказал ему, что мне его «уроки» напоминают тренировки спартанцев, о которых я читал в учебнике по истории. Джек в ответ невозмутимо почесал подмышку, оглядел меня с ног до головы и ответил, что, если бы мы были в Спарте, я бы давно уже летел вверх тормашками с какого-нибудь обрыва. Да, чего-чего, а сочувствия от него добиться было непросто…