Сингапурский Гамбит

13. Что написал Киёаки Ёсида

- Моя бабушка была ведьма, мама - медиум, - сообщил я Фоксу. - А я стал художником. Лет с шести я знал, что это моё призвание. А когда в семь лет учитель не смог мне объяснить, как нарисовать столб, чтоб он был круглый, я разочаровался в европейской манере. Фотографию может сделать любой. Но только глаз художника способен разглядеть, что достойно фотографии.

- Ага, - ухмыльнулся мой одноклассник, - а у меня фамильное дерево до Родри Великого тянется. Когда-то всем Уэльсом правили. Но ты хорошо подобрал дорогу, художник. Пейзажик что надо.

Мы шли через лес, над головой медленно разгоралось алое закатное небо, лохматый серый туман полз по лощине, и голые ветви торчали, словно тонкие чёрные косточки. Всё вокруг напоминало именно английские истории ужасов. И Фоксу это ощутимо нравилось - а значит, ему было чуть-чуть, но страшно.

Помимо предков, полулегендарных королей Гвинеда, Фокс Кернунн страшно гордился своей фамилией. Он всем сообщал, в переводе с латыни она означает 'Рогатый', почти как арабское прозвище Александра Македонского. Однажды в детстве Фокс так и сфотографировался: возле занавеса, с чучелом ворона на стуле и трофейными рогами на голове.

Впрочем, мои рисунки он ценил больше.

- Первая ступень - самая простая, - пояснял я. - Надо уметь с ходу разлагать на части и пропорции всё, что кажется примечательным. Корявую сосну, что проросла прямо сквозь скалу, необычно искажённый отблеск луны (в морской и речной воде они разные), трепет газового фонаря под дождём. Потом людей и пейзажи - аналогично.

- Ты про свою юдзиму?

- Юмэдзюцу. Искусство сновидений.

Фокс остановился. Подумал, усмехнулся, двинулся дальше.

- Чёртов джап! Так мы, что, во сне сейчас гуляем, получается? - он попытался рассмеяться. - Сукин ты сын, как здорово всё запутал. У меня и в мыслях не было... Кстати, долго ещё идти?

- Сложно сказать. Если честно, мне непонятно ваше представление о времени. Якобы сначала происходит одно, потом другое, и никак иначе. Но ведь мы сплошь и рядом видим сплетения между разными временами. Человек нашёл клад или в нём вдруг просыпается смертельная врождённая болезнь - и вот всеми забытое прошлое меняет настоящее до неузнаваемости. А ещё на людей влияет будущее, в которое они хотят. Я думаю, японский язык более логичен - в нём есть только прошлое, настоящее и желаемое время, и все события в мире связаны вдоль и поперёк, словно в драгоценной сети у Индры. А по-европейски линейное время годится только для расписания поездов - хотя и они, бывает, опаздывают.

- Думай на здоровье. Но помни, чьи кораблики по вашим морям плавают.

Я с самого начала понимал, что для белых варваров я всегда останусь ещё одним азиатом. Они не для того заполонили Индию, Малайзию, острова Пряностей и обгладывали Китай, чтобы признать нас себе подобными. Я учил их языки, но не обычаи, не переносил чай с молоком, и приходил к ним только по делу.

К примеру, первое, что сделал полковник, когда увидел меня - дал колоду карт и попросил вытащить семь штук, а потом, не переворачивая, положить в столбик. Когда он их вскрыл, то оказалась, что там не масти, а жуткие картинки. Полковник прочитал расклад и заявил, что меня ведут по жизни Луна с Белой Картой, - это означает обманщика божьей милостью. И, что примечательно, решил, будто теперь знает про меня всё.

- Вторая ступень - научиться отличать сон от яви,- продолжал я,- Это просто, если помнишь несколько закономерностей. Например, посмотреть вниз - ног во сне может и не оказаться. Обычные люди и наяву себе под ноги не смотрят. Кто овладеет - тот станет хозяином своих снов.

- А чей сон сейчас - твой или мой?

- Он один на двоих.

- Не дури, джап, этого не может быть. Если я здесь всем управляю - значит, я что-то вроде бога, верно? А как может быть два бога в одном месте?

- В нашей традиции всемогущих богов не бывает,- ответил я,- Патриархи дзэн учили, что у мира нет хозяина. Как нет и всеведущего бога, - даже во сне мы не знаем, кто только что вон там прошуршал. Не удивительно, что многие сновидцы останавливаются на этой ступени и быстро теряют вкус к юмэдзюцу. Они трясут сон, его картонные декорации, словно кукольный дом - и просыпаются разочарованные. А вот если сны рисовать...

Мама, как и подобает медиуму, была слишком занята с антрепренёром и поиском покровителей, так что я мог рисовать сколько угодно. Про отца я не знал ничего, и долго оставался уверен, что, когда матери исполнилось шестнадцать, я возник просто так, безо всякой посторонней помощи.

Моя комната пару раз попала в рисунки. Это была типичная каморка мальчика, которого не заставляют убираться. Частично раскуроченные игрушки, поломанные или изгрызенные карандаши, а посередине - измазанная тушью дощечка с листом дешёвой бумаги, на котором старательно штрихованный кот обнимает фруктовый сад с цветущими сливами или императрица Дзингу плывёт на завоевание Кореи.

- Здесь нужна уже третья ступень, - продолжил я, - постоянная бдительность. Ты становишься шпионом собственных сновидений. Ведь тот волшебный колодец, из которого падают сны, не перестаёт рождать новее и новые образы. Вся хитрость в том, чтобы не упустить главных деталей и спокойно скользить по поверхности сна, в любой момент готовый на удар. Тут нужны тренировки.

- Но я всё равно не понял, как мы вместе в один сон попали.

Мы миновали уже накрытой тенью мостик. Под ним журчала невидимая вода.

- А это уже четвёртая ступень.

Впервые я проник в чужой сон на Новый год, когда одноклассник из прошлой, ещё хиросимской школы Хиро затащил меня к Кимото-сенсею.

Сенсей был из крестьян и растил учеников ещё усердней, чем его предки растили рис. Всё в нём было чуть-чуть деревенским - и манеры, и мудрость, и дом без единой европейской вещицы и с навощенными до блеска полами, и даже дочка Фумико - грудастая, хозяйственная, и при этом по-простонародному низкая, и пухлощёкая, с крошечными чёрными глазками.