Древние греки не слишком интересовались загробной жизнью. Райскими кущами здравствующих современников не манили, а что касается адских мук — пугали примерами таких отпетых негодяев, что среднестатистический древний грек едва ли всерьёз опасался на том свете оказаться поблизости от них.
И вообще, будущее человека определялось, по мнению эллинов, не прижизненными поступками, а роком. Поэтому задумываться над тем, как придётся коротать вечность, представлялось им бессмысленным.
Однако завесу тайны над посмертным существованием сынов Эллады можно приоткрыть и теперь! Достаточно соединить логику, аналитическое мышление и толику воображения.
Мне, во всяком случае, этот приём помог…
***
Сизифу в царстве Аида дали отпуск.
Этот отпуск, полагаю, он выпрашивал уже давно.
—Ну реально замаялся! Ну что вам стоит? Ну вечность же впереди, какая разница? — жаловался он.
Ему отказывали, и Сизиф снова и снова катил вверх по склону горы гранитную глыбу, которая срывалась, как только он добирался до вершины.
Задержаться на вершине дольше, чем катится камень, было нельзя. Полминуты отдыха — и опять надо спускаться вниз, за проклятущим камнем.
Да и что это за отдых? Безрадостные окрестности горы приелись уже через месяц. Царство Аида сумрачно и уныло — смотреть не на что. Горы, холмы, ложбинки какие-то… ну, море вдалеке. Изредка мелькнёт чья-то тень — всё равно не поймёшь, чья, куда и по какому делу проскользнула. Может, и не по делу, а так, мается без пристанища. Поди разбери… Да и какая разница?
Единственно, на берегу моря просматривались Данаиды. Их судьба была схожа с сизифовой — они вычерпывали море, переливая его дырявыми ковшами в бочку без дна. Пару лет Сизиф наблюдал за ними с интересом. Потом — возненавидел их, исполнившись лютой зависти. Им всё же легче, считал Сизиф, они-то не одни, могут хоть поболтать друг с другом…
В редкие передышки ему приходила в голову мысль, что Данаидам тоже несладко, что за века они опротивели друг другу, ведь иначе Гадес обязательно придумал бы для них другое наказание. Гадес редко кому даёт поблажки…
Однако завидовать было проще, и за последнее тысячелетие даже тень сочувствия к Данаидам не посещала Сизифа.
Он замкнулся в себе, в своей бездумной зависти и ненависти ко всему вокруг, в своём бесконечном отчаянии…
Но попыток выпросить отпуск не оставлял!
—Между прочим, я уже основательно подзабыл, за что, собственно, отбываю наказание, — замечал он. — Забываю, кто я такой. Всё потому, что я вообще забыл, что значит быть человеком. Отдохнуть бы, всё вспомнить… Ну, осмысленнее, что ли, стало бы моё наказание! Ну правда же!
Однако Гадес оставался непреклонен, и Сизиф опять и опять, час за часом, век за веком затаскивал на гору свой камень.
Всё изменилось, когда Гадесу доложили, что поведение Сизифа резко изменилось. Он стал похож на автомат, лицо его больше не менялось, когда он замечал данаид, да и вообще перестало меняться — а ведь прежде по его выражению было нетрудно угадать течение мыслей в голове страдальца.
—Рехнулся! — подытожили тени, окончив доклад Гадесу.
И Гадес решил:
—Вот теперь пора. Слетайте к мойрам, пускай спрядут подходящую судьбу, и можно дать Сизифу ещё один срок на земле. Только проследите, чтобы судьба и впрямь годилась, а не то я вас…
—Какая же судьба нужна для Сизифа? — уточнили на всякий случай тени.
—Наказание не должно прерываться, — улыбнулся Гадес.
Тени полетели выполнять приказ.
***
Не знаю, как в Аиде с бюрократической волокитой. Представляется мне почему-то, что мойры не сразу согласились выпрясть подходящую нить. Как ни крути, а случай с «отпуском» души из царства мёртвых к обыденным никак не отнесёшь, наверняка на Олимпе пришлось долго утрясать вопрос. Но никакими доказательствами, кроме смутного предчувствия, что так оно и было, я не располагаю.
А вот Сизифа воочию видел!
И не раз.
Путь мой на работу лежит мимо одной конторы, ограждённой железным забором. Кованые прутья покоятся на массивном каменном основании. Ворота всегда закрыты, проникнуть внутрь можно только через коробку пропускного пункта. Серьёзная контора.
Но речь не о ней.
Речь о заборе!
Каменное основание отделано штукатуркой, а штукатурка окрашена в пренеприятный тускло-красный цвет. Штукатурка была неровной, а краска нестойкой: свежий вид сохраняла примерно полдня, а потом корёжилась и начинала скручиваться струпьями. Вылезали из-под краски огрехи прежних слоёв, неровности штукатурки смотрелись контрастней.
Проходила неделя, другая — и Сизиф выходил красить основание забора.
Поначалу я воспринимал его как часть пейзажа. Знаете, как бывает: шагаешь поутру привычным маршрутом, каждая трещинка на асфальте уже давно глаза намозолила, всё так привычно, знакомо. Уже начинаешь приветственно кивать старичку, с маршрутом которого постоянно пересекаешься, когда он выгуливает своего пуделька-квартерона. А у серьёзной конторы, значит, мужик с пульверизатором красит основание забора, и ты привычно забираешь на два шага левее, чтобы случайным порывом ветра тебе краску на брюки не нанесло.