Скафандроидный котик

Художник Комаров и другие.

Неожиданно затрещала рация, и я услышал взволнованный голос генерала Баркорова:

- Василиск, по моим расчётам вы уже давно должны быть на месте. Так я жду и не дождусь Вашего, совместного с дипломатом, видеопослания.

- Пал Геич! Пал Геич! Беда! — зарыдал я в ответ.

- Что за ерунда, — обомлел Баркоров на другом конце связующей радионити, — что там за беда приключилась лично с вами, мне, если честно, безразлично, но картина должна быть в целости и сохранности, и должна висеть на стене, и Перекошенная Харя должен быть счастлив и беспечен. Что с картиной, поганец?

Тут я понял, что от генерала лучшего варианта, чем расчлнение моего несчастного тела, ждать не приходится, поэтому пробубнил, обливаясь потом:

- Харя любуется и восхищается картиной! Вот повосхищается немного, и мы радостно выйдем на связь. А, кстати, не можете ли вы сказать, что там было нарисовано?

- Странные подозрения терзают мою душу, — рявкнул Баркоров выругался на каком-то давно уже вымершем языке, кажется на германском, после чего продолжил отчитывать меня по-нашенски, по-людски, — от вас живой наночастицы не останется, если я не увижу озарённую счастьем физиономию Хари не позже, чем через час.

Связь оборвалась, и у меня подкосились ноги. Я повалился на пол прямо перед биваном, рискуя быть затоптанным его громадными ступнями, ибо тот всё время волнительно топтался на месте.

- Что делать, что делать, что делать, — горько хныкал я, не имея никакого представления о том, что же делать.

- Я могу предложить один вариант, — смущённо пропел биван.

- Я тоже думал о том, чтобы взять тебя в заложники, — предположил я, — но, кажется мне, Харя довольно быстро отобьёт тебя. Но в этом случае, надеюсь, моя смерть будет быстрой.

- Нет, — парировал Нуу, — я о том, что вы могли бы нарисовать картину.

Я катался по серому песочку, истерически хохоча, наверное, минут десять, после чего невозмутимо ответил:

- Понимаешь, наивный мой биван, я рисую не лучше, чем твой хозяин вышивает крестиком, а гиилуняне, я точно это знаю, крайне плохо вышивают крестиком.

- Это как раз не проблема, — заговорчески прошептал Нуу и открыл мне страшную тайну, — гиилуняне на самом деле очень неразборчивы в смысле изобразительного искусства. Они настолько неразборчивы в нём, что если показать им Мона Лизу и детский рисунок в стиле «палка-палка-огуречик, они вряд ли обнаружат разницу. Запомни, главное, чтобы картина не полыхала яркими красками.

В моей душе тут же затеплился лучик надежды, на моём лице уже было начала расцветать счастливая улыбка, как вдруг биван попытался вернуть меня в прежнее состояние:

- Впрочем, вы правы, этот план неосуществим. Хозяин увидел картину за миг до того, как у него помешался разум. То есть, его память запечатлела образ картины и Харя знает, что на ней должно быть нарисовано, сам не понимая этого. То есть, мы должны изобразить именно то, что он увидел, иначе гиилунянин подсознательно догадается о подмене. Качество не важно, но имеет вес содержание, а его не знаем ни вы и ни я.

Но в тех случаях, когда в душе моей поселяется лучик надежды, погасить его бывает уже практически невозможно. Поэтому я невозмутимо ответил:

- Ведь ты же помнишь, как Харя причитал что-то о коте в скафандре, — но, подумав с полминуты, продолжил, — в конце концов, можно ещё раз попытаться добиться ответа у генерала. Да и с художником связаться, в конце концов!

Генерал на дугом конце линии связи продолжал ругаться, мешая вымершие языки с несуществующими.

- Пал Геич! — бесцеремонно прервал я его душевные позывы. — Я ж просто поинтересоваться хочу вашим мнением насчёт картины, её содержания, её смысла, чтобы ссылаться именно на ваши мудрые оценки при беседе с дипломатом.

- Эх, Василиск, — Баркоров внезапно успокоился и подобрел, — неужели бы я не поделился с тобой, если бы знал, что там намалёвано. Так нет, черти, привезли к нам это полотно уже крепко запакованным.

- А координаты самого художника дать мне можете? — попросил я. — Ведь его виденье, как создателя картины, может оказаться крайне важным.

- Конечно же, могу. — обрадовался Баркоров, — у меня, как у настоящего ценителя красоты, есть координаты всех, живых пока ещё, деятелей искусства.

- А как звать-то этого создателя шедевров? — поинтересовался я, фиксируя координаты художника на одном из клочков упаковки.

- Ну ты и темнота! Везёт картину, а не знает чью! — возмутился генерал и гордо продекламировал по слогам. — Ко-ма-ров!

- Комаров, — повторил я, — а имя?

- Просто Комаров, — обрезал Баркоров и оборвал связь.

Я тут же набрал номер художника, ибо времени на сомнения и раздумья не оставалось.

- Да, — осторожно ответил мягкий голос, — Вас слушают...

- Вы художник Комаров, создавший шедевр в подарок гиилунянскому дипломату? — уточнил я.