Скала

1

1.

Вороний крик донесся от левого плеча – добрый знак - удачи.
Сзади вдруг зарокотало, загремело. Она не сразу поняла, что случилось. Развернулась на шум и увидела, как по пыльной дороге катятся и неровно застывают каменные глыбы.
Плохой знак. Очень плохой – внезапное, незапланированное разрушение.
Драконий хвост дрожал. За гулом, который еще стоял в ушах, не сразу проявился небольшой зуд в теле. Это она сама, отвлеченная криком ворона, нечаянно задела и обрушила мраморную колонну.
Лала раздраженно дернула головой. Бубенчики на тяжелой косе отозвались жалобным стоном. Она вплетала их в пасмурные дни. И в те, когда чувствовала себя особенно одинокой. Тонкий перезвон напоминал голосок черноглазой Дамали, послушать которую собирались все соседи, и пение птиц, давно забывших о городе.
Каменные обломки застыли на земле, будто век там лежали, поднятая пыль быстро оседала. От легкого толчка высокая колонна рассыпалась на семь неровных кусков!
Проход в этом месте был не широким, но вот уже несколько столетий Лала преодолевала его, ничего не ломая. Передвигаться на трех драконьих хвостах – то еще удобство. Ползать было бы проще.
Но унизительно. К тому же она бы чувствовала себя неповоротливой, неуклюжей - морской черепахой на песке. Поэтому Лала научилась ходить, переступая на двух хвостах и удерживая равновесие с помощью третьего.
На это ушли долгие годы. Сначала пришлось, сцепив зубы, обломать одну за другой высокие пластины на будущих «ногах». Мышцы на узких концах хвостов были слабыми, не рассчитанными удерживать вес тела. Однажды Лала повредила позвонки на одном из них, но не сдавалась, пусть и падала сначала через каждые пару шагов от любого неудачного движения или боли. В те времена пострадало много стен: задетых нечаянно и разбитых в пылу гнева. Постепенно движения сложились в ходьбу. И боль перестала беспокоить, став привычной, как и многие другие неудобства нового тела.
Однако хвосты – не ноги. Столетия понадобились, чтобы развить проворность и научиться бегать. Тем более собственная неаккуратность теперь выводила из себя.
Последнюю колонну, торчавшую на месте небольшого храма Феба*, Лала берегла. Напоминанием о беспечном городе, кольцом высоких скал укрытом от соленых морских ветров и нежданных гостей. Его жители считали себя благословенными богами. Плодородная земля давала богатые урожаи, рощи были полны мелкого зверья и птиц, а море – рыбы. Город на удаленном от остального мира острове процветал. Его купцы смело отправлялись в путь, чтобы обменивать товары и привозить из разных стран дорогие ткани, диковинные фрукты и мрамор, потому что его запасы в долине были небольшими. Город не боялся пиратов, которые почти никогда не заходили в прибрежные воды. Будто сам Повелитель морей скрывал пути к острову от злых глаз. А если случались нападения, у горожан всегда получалось защитить узкий проход в долину и поживиться потом товаром с чужого корабля.
Теперь от былого величия и богатства мало что осталось: все больше обломки стен без крыш, кое-где покрытые выцветшими фресками – Лала не любила закрытых пространств, и любое казалось ей тесным - с ее то тремя хвостами! В разноцветный песок превратились позолота и камни мозаик, украшавших богатые дома и храмы, многочисленные фонтаны и статуи богов. Лала собирала его небольшими горками, рассыпала и свозила вместе. Рисовала на нем руками и одним из хвостов, разрабатывая мышцы.
Эхо в горах хранило голоса давно исчезнувших людей и отдавало их поиграть ветрам. Тогда к бубенчикам на косе Лалы добавлялись нестройные звуки, напоминавшие крики птиц.
На острове накопились сотни неприкаянных душ тех, кто без должного погребения не попал в царство мертвых. Они бы уничтожили обычного человека, сначала лишив сна, а затем – разума. Но ее – бездушное, безжалостное чудище, разрушившее город – только забавляли.
Как от назойливых насекомых, Лала сплела от них тонкую сеть из света звезд и накрывала ею по ночам свое гнездо…
Итак, крик ворона – хороший знак, сменился случайным разрушением – знаком недобрым.
Колонну жаль.
Зато без нее проход стал шире и удобнее.
Шевеление у талии прервало раздумья. Собачьи головы, прикрепленные впереди к кожаному поясу, оживали одна за другой. С клыков Верту закапали слюни. Из горла Ерны потекла кровь. Зейт испустил зловонный рык.
Ну вот все и прояснилось!
Грядет охота. Удачная.
И бесславная смерть – для жертв. Потому что сама Лала – бессмертна.
Добыча появилась как нельзя вовремя. Вот уже несколько дней ярость поджигала все вокруг изумрудно-синим огнем. Чем больше смарагда добавлялось в это пламя, тем сильнее был голод Лалы, и меньше оставалось в ее облике человеческого. Тело выше пояса покрывалось такой же зеленоватой чешуей, как и на драконьих хвостах. Ладони вытягивались вместе с ногтями, пока не превращались в когтистые трехпалые лапы.
Когда перед глазами вспыхивали снопы голубых искр, жажда сводила Лалу с ума, и если не находилось поблизости жертв, чудовище с головой вепря крушило все, что попадалось на пути. Так появились многие развалины и горы разноцветного мусора и песка.
Чтобы сохранить остатки города и свое удобное гнездо, Лала покидала долину и металась по узким пляжам острова, грызла скалы и разбрасывала обломки хвостами. У побережья росли новые ряды острых рифов…
Голод Лалы еще не достиг истязающего состояния: лишь челюсти сводило от кислого металлического вкуса, и кости ломило, предвещая скорое превращение. Тот, кто знал ее прежней, будь хоть кто-то из них жив, еще смог бы разглядеть прежние черты. Красивая юная девушка превратилась в высокую, атлетически сложенную женщину с полной грудью, утянутой кожаным жилетом, и с хорошо развитыми плечами и крепкими руками. На предплечьях Лала носила браслеты Кеба – самого ловкого воина из погибшего города. Они стали ей узки и натирали кожу. Тонкую талию охватывал тяжелый пояс, скрывая полосу, где гладкая кожа превращалась в жесткую чешую драконьих хвостов. Издалека могло показаться, что Лала носит причудливую длинную юбку.
Собачьи головы возбужденно затявкали. Она нетерпеливо содрала с волос бубенцы и поспешила к извилистому проходу в горах, ведущему к морю.