Скарбо. Аптечные хроники

1 глава

Лето пылало над щедрой и Богом любимой страной. Травы созревали и наливались целебной силой, соки в их длинных стеблях под воздействием алхимической мастерской Солнца становились медом и эликсиром. На полях звенели косы, веселые крестьяне пели, скотина мирно паслась, претворяя в мощных телах зеленую жвачку в белейшее молоко. Босые ноги тонули в мягкой пыли, мельче пудры из лучшей рисовой муки. Полотняный мешок был уже доверху заполнен отборными травами, отец Сильвестр порадуется добыче. У брата Ионы такие не вырастут, тут и тень лесная, и болотная сырость, и редкое солнце два раза в день. Разве добиться на огороде таких редкостных условий! Мельхиор представил себе, как строгий брат Иона старательно пытается развести болото в углу аптекарского огорода, и невольно прыснул. Эх, Мельхиор, взрослый человек, а все дурачишься. Что бы сказал отец Сильвестр! Монастырь святого Михаила недалече, уже давно видна колокольня. Там у отца Фотия, настоятеля и милостивца, и переночуем еще одну ночь, а с утра по Божьей росе в путь. За ночь собранное сегодня подвялится достаточно, чтоб не превратиться по дороге в ненужный сор. А к вечеру, если не лениться, дойдешь до Скарбо. Старый аптекарь, верно, успел соскучиться по своему помощнику.

Из дальнего леса выскользнула нелепая фигурка и стрелой понеслась через опушку. Ребенок? Один? Путаясь в чересчур длинной, залатанной рубахе, размахивая руками, наперерез Мельхиору мчался мальчик лет восьми-девяти, на голове у него болтался кое-как сплетенный венок. Похоже, юный бродяга не ожидал встретить свидетеля своих дальних и, скорее всего, запретных прогулок. Увидев на дороге незнакомца, он испуганно замер, чуть не вскрикнув от ужаса и отчаянья, в смятении сорвал с головы венок и торопливо спрятал за спину. Вдруг он метнулся в сторону монастыря и, бросив венок, умчался прочь, будто за ним гнались с собаками. Мельхиор с любопытством проводил его глазами. Ничего себе! В такие годы убегать за пределы монастырского двора – если грешника поймают, ему здорово достанется. Ну, сам-то он его ловить не будет, да и не выдаст. Уж больно хорошо сейчас в Божьем лесу, щедрым летом.

Брошенный венок валялся в траве. Мельхиор с улыбкой поднял его. Почему-то из сонма пестрых цветов юноша взял для своего венка самые неприметные, неяркие, да и сплел их не слишком-то аккуратно, на скорую руку. Вербена, кое-где перевитая ломкими стебельками мяты. Мята по бокам, так чтобы лежала на висках. Только золотая головка девясила сияла среди полуобвядшего венка. И где же он тут отыскал девясил? Однако венок был составлен почти идеально. Как и велел Апулей, от головной боли. У здешнего инфирмария способный ученик, надо же. Мельхиор сунул венок в сумку и зашагал к монастырю.

* * *

Связки зверобоя свисали с края навеса. Одуряющее пахли ясменник и валериана. Вечером надобно будет собрать их в чистые мешки и уложить особо. Мельхиор вытряхнул из сумки охапку багульника и тряпицу с корнями аира. Корень надлежало разрезать и быстро высушить. До утра, конечно, высохнуть не успеет, но лучше что-то, чем ничего. На земле сиротливо лежал убогий полузавядший веночек. Эх, любопытство, кошачья погибель! Отец инфирмарий, а где сейчас ваш ученик? Ученик? Инфирмарий не брал учеников в этом году. Такой невысокий, рыжий, восьми лет? Боже правый, брат Мельхиор, с чего вы взяли, что он мой ученик? Это наше бедствие, Иоанн, и горек был час, когда он появился в монастыре. По крайней мере, для брата педагога. А что он вам сделал, этот варвар? Да вы лучше ступайте к схоле, отец Николай вам все про него расскажет. Или вот, Исайя, сторож. Исайя, опять ваш Иоанн что-то набедокурил. Вот уж даже в Скарбо о нем знают!

Сторож при школе, убогий Исайя, удивился не меньше инфирмария. Сторож тоже не жаловал Иоанна. Мельхиор и Исайя присели под навесом. Травник быстро и ловко зачищал корневища и раскладывал их на платке, а старик был рад собеседнику. Эх, не видит отец Сильвестр, как нарушаются его запреты – травам все внимание и при том молитву!

- А что, он и вправду чего вам сделал? – полюбопытствовал сторож.

- Да нет, что вы! Просто что-то мне в голову взбрело, что он в учениках у инфирмария.

Исайя захихикал.

- Куды! Он же тупица, право слово. Уж как отец Николай с ним ни бился – и у того руки опустились. Верно говорят, что аленький цветочек сохнет да вянет, а лопух-дурак из земли сам прет. У нас зимой трое ребятишек померло, и хорошие такие ребятишки. А этот чертенок хоть бы кашлянул. Был мальчик, мы думали, в епископы пойдет – и тихий, и умный, и почтительный, а вот от простуды помер. Уж лучше бы тот жив остался, чем эта заноза. Тоже, кстати, Иоанн был.

- Что ж, он же дитя совсем. Поумнеет, исправится.

- Исправится, как же. Отец Николай уж на что справедлив, и тот его терпеть не может. Так и зовет «нераскаянный» Он-то маленький, это верно, но вырастет скоро – вот уж наплачемся мы с ним. Да только что, все дети как дети, во дворе играют, а этот змееныш за забор полез. Еще как время-то выбрал, что никто его не хватился. Выкатился весь красный, как раз под ноги отцу Николаю. Да вон отец Николай подручного своего за крапивой послал. Уж посечет для острастки, чтоб не бегал.

- Неужели ни к какому делу не годен? – с сомнением вспомнив про венок, спросил Мельхиор.

- Да может, и годен, только не у нас. Потерпим еще годик и сбудем это счастье с рук, пускай мастер к делу приставит. А убьет сгоряча – никто по нем не заплачет. Хотя и жалко, конечно, сирота он, подкинутый. Ну это видно, что от греха рожден.

* * *

Зареванный и чумазый, он застыл в углу двора, стараясь не шевелиться. Отец Николай, отхлестав его крапивой, заставил до колокола стоять голыми коленками на жгучих стеблях. Стоять неподвижно не получалось, даже измочаленные, стебли стрекали ноги, но ослушаться – Боже упаси. И то ладно, что с рук сошло путешествие в дальний лес, насилу успел вытряхнуть из волос травинки. А потом ударит колокол, и можно будет встать и войти в прохладную старую церковь, а после воспитанников поведут на ужин. Хорошо еще, отец Фотий запретил оставлять детей на хлебе и воде.