Сказ о царе Петре, злой ведьме и находчивой котейке

Сказ о царе Петре, злой ведьме и находчивой котейке

Случилась сия история, когда наш государь, Петр Алексеич, на свеев[1] войной пошел, ибо земли корельские хотел к рукам прибрать, пути торговые в страны европейские наладить.

Война началась для России не очень удачно. Под Нарвой разбил ворог петрову рать наголову. И понятно, понабрали подьячие в войско бестолочь, мужиков неотесанных, да и бросили на передовую по тем временам армию. Опять же, генералов толковых тогда не было на Руси.

Настала нужда русичам крепость на выходе к финскому морю ставить. Корабли строить большие, многопушечные, по западному манеру. А то свеи своими фрегатами всю Балтику заполонили, и не только московитам, но и англицким купцам прикурить голландского табачку давали. Разбойничали шведские наглецы без удержу и опаски, торговые караваны разоряли, мирных рыбаков резали, а торговать ни с Москвой, ни с Новгородом не давали. Пришлось копить нашему народу силушку, да набираться ума-разума. Но покамест только царь всех умней да ловчей оказался, ибо по заграничным крыльцам наездился, по дворам и кабакам потаскался. Не зря, на пользу все. Научился Петруша, и плотничать, и ремесленничать, да и морское дело в англицкой академии освоил.

Молод был царь-батюшка да горяч. Силы и воли неудержимой. Мало кому на слово верил и везде норовил лично поучаствовать. Вот и сейчас поскакал впереди конного разъезду по дороге лесной, незнакомой. Всю местность сам разведать желает. Сам карту аккуратную составляет да пометки державной рукой делает.

Лес внезапно пошел густой и дремучий. Царь достал компас заграничный и понял, что все одно ему через этот лес идти надобно. К устью реки, что Невой зовется. А как пройти? Заприметил тропку вроде бы, но все равно могучими деревами да кустарником она поросла, забилась лесоповалом и сухими колодами.

Петр простой работы мужской никогда не боялся. Засучил рукава царь-батюшка, взял в руки топор, стал махать молодецки. Три-четыре сосны самолично срубил, уложил верхушками вдаль, точь-в-точь по компасу.

- Вот тут дорогу государственную править надобно! Прямиком на финскую губовину выйдет, - так молвил и дальше с малой свитой неспешно поскакал по лесной тропке. А подьячие нагнали с окрестных деревень мужиков и принялись дорогу сквозь лес рубить. Сделали, как царь Петр повелел, и с тех пор та дорога Царской зовется.

Погнал дальше коней заступник наш. А лес все пуще сгущается: деревья растут разлапистые, темные ели к самой земле ветки клонят, свет солнечный закрывают. Куда ни глянь, - боры сосновые, чащобы темные да редкие березовые рощицы. Тяжело конным ехать, но можно.

Выскочили они на опушку малую. И так по нраву эта полянка пришлась Петру, что повелел на ней царь привал устроить, каши наварить, испечь на вертеле куропаток, давеча подстреленных.

Коней стреножили, разложились. По чарке доброй откушали, огурчиком солененьким побаловались, косточкой похрустели. Благодать!

Красив благословенный край русичей! Богат и лесами зелеными, и реками быстрыми, зверья да рыбы у нас вдосталь. На полях колосятся рожь да пшеница, пастбища полны скота домашнего. Пятнистых коров да розовых хрюшек. Пестрые курочки несут золотые яйца, а петушок каждый день тебя с восходом солнышка поздравляет. Живи да радуйся!

Но нет, не получается так у русичей. Завсегда найдется злобная гадина, что волчью пасть хищную на наше добро разевает. Вот и сейчас свеи совсем зажали. Не хотелось бы с ними вражды, а нужда пуще неволи. Приходится лес рубить, дороги править, каменные города ставить да корабли военные готовить. Царь знает, что в мире делается. Он нас и ведет лесами дремучими на дело правое.

Но что случилось? Лошадки заржали тревожно, жалобно. Вострая стрела пронзила дерево с шелестом, и на поляну какие-то грязные карлики выскочили. Сами - с вершок, а голова - с горшок. Люди иль нечисть какая, то неведомо. Все беловолосые да белоглазые: кошмарные мигалки белесые и без зрачков. Жуть…

- Чудь! Чудь белоглазая! - раздался истошный визг конюха, и паренек побежал в лес без памяти.

А остальные слуги тоже побросали ложки, стаканы да наутек ринулись. Только пятки и засверкали в лесу темном. Царь Петр даже ничего сообразить не успел, глазиком беспомощно поморгал да один на поляне супротив нечестивых оборванцев остался.

"Ну, что ж, - подумал царь-батюшка, - Если я Карла шведского не боюсь, неужто я этих карликов испугаюсь?"

Выхватил пистоль из-за пояса, пальнул в ноги чудикам, те и отхлынули. Под корягами попрятались, за болотной ряской схоронились. Лишь один, самый смелый, не сгинул. Надвинулся на царя, дубинку поднял и зарычал, словно мишка разбуженный.

Царь не дрогнул, шпагу вынул и встал в позицию фехтовальную. Да только, что против дубины доброй хилая, хоть и стальная иголочка. Вдарил ворог, так зазвездил, что выронил Петя шпагу, попятился. Спотыкнулся о коренья да упал навзничь.

Над лицом нагибается чудь белоглазая, дышит тяжело и противно. Скалит зубья желтые да кривые.

Не сробел и тут царь-батюшка, крестик нательный из-под исподнего вытащил, да и припечатал серебро в грудак нечисти. Задымилась вражья грудь, волосатая, словно не крест то был, а меч раскаленный, в воду студеную кузнецом опущенный.

Заревел чудак, заметался, обронил дубинку и пал в траву жухлую. Завыл, окаянный! Пополз на карачках прочь и сгинул в чаще. Только запах от его горелой волосни еще долго витал в лесном воздухе.

Так и оказался царь Петр один на опушке. Победил всех ворогов, но и без свиты, без стражи остался. Разбежались слуги трусливые, испугавшись чуди белоглазой. А на полянке той опосля деревенька выросла, и назвали ее Разбегаево.

Долго ль шел царь по лесу темному, то нам неведомо. Вечерело потихоньку, тучи тяжелые небо заволокли, и холодно становилось.

Заплутал, однако. То ли соловьиный пересвист в чаще слышится, то ли скрежет древесный. Глянь, а за елкой темной глаза горят желтые, алчные. Подойдешь ближе - пропадают. И так по несколько раз. Задурил, завертел царя хозяин лесной, ибо зашел человек в те места потаенные, куда путь лишь для нечисти обозначен.