У тварей была еще одна интересная и никогда не прекращающаяся традиция (кроме истории, когда дикий кот ворвался на ферму и, найдя восхищенную армию последователей, отправился в поле, где передушил большую часть ни в чем неповинных мышат). Так вот о традиции.
Каждые сколько-то лет они – то есть Твари – проводили некие соревнования, куда приглашали из каждой фермы, из каждого сада или леса (в общем, отовсюду, со всего Скотного Мира) по несколько лучших – провозглашенных толпой – представителей своего двора.
И вот однажды, направленные из самой большой и самой душевной фермы (которую все уважали и которой все слушались, пускай и делали вид, будто никого и нисколько она не волнует) животные столкнулись с определенным вопросом, исходившим от главенствующих тварей.
Главный Зверь молвил о том, чтобы твари из самой большой и самой душевной фермы не смели являться под своим полотном. Полотно – с рисунками и в определенной цветовой гамме.
– Нам страшно! Вы сильны, а мы бы – по естеству своему, если бы обладали такой же силой – использовали ее для захвата всех и вся. Может, конечно, вы и не такие. Да! Вы не такие, но нам страшно. Таковы Мы! –– провозгласил Главный Зверь, но не этими словами, а следующими: – Вы не то, не это, мы не то, не се...а там так и так, вот так...Вы, наверное, ели много овса на завтрак. Нельзя.
Никто ничего не понял, но сделал вид, что понял.
И тогда меж тварей начали расползаться корни иного интересующего. В одну сторону сгибавшиеся ветви велели не обращать внимания на случившееся и с гордостью (хоть и с парой оплеух и плевком в душу) выступить на великих соревнованиях. Другие же ветви шелестели о том, что любая тварь – и млад, и стар – понимает произошедшее и, как бы она – то есть тварь – не хотела показать свою силу и красу, как бы якобы не хотела защитить честь своего двора, своей фермы, как бы не хотела реализовать свой бесконечный потенциал (да хоть в поедании турнепса!), отправляться на звериные соревнования нельзя!
– Твари поступили по-скотски, так пускай же сами жрут свой турнепс и прыгают в своих лужах грязи! – сказал мудрый представитель самой большой и самой душевной фермы. Но сказал он не так, а несколько по-иному. – Мы подумаем, – сказал он, – мы все решим.
Так что же сталось для твари лучше?
Честь двора или честь себя?
Спор разразился даже между двух беспечно и бесконечно любящих друг друга тварей. Лошадка плакалась о том, что всю жизнь она подвязывала свои гриву и хвост лентами, что всю жизнь терпела белые узкие чулочки, а теперь ей велено остаться без выступлений? Ну нет! Лошадка повторяла и повторяла о том, что заслужила соревнования и что главенствующие твари и их распри ее не касаются. Конь в ответ прижег копытом по камням и фыркнул о глупости своей избранницы. Она загоготала:
– Никому и ничего мы не докажем!
– Никому и ничему доказывать мы не должны! – Конь отвернулся. – Мы должны быть ответственны перед собой, и тогда смятений не будет. Ты – есть наш двор. Большой и душевный. И я. И каждая тварь.