- Бабушка, бабушка! – малышка бежала, высоко поднимая корзину, чтоб не выронить собранные грибы.
Старуха, услышав голос внучки, поняла, что та не просто так зовет, а что-то случилось и, бросив месить тесто на шанежки, выскочила во двор.
Девчушка неслась по большаку, из-под лаптей взметалась пыль. Превозмогая боль в колене, бабушка спешила внучке на встречу. И успела подхватить ее уже у самой калитки:
- Чего это ты так торопишься егоза? – стараясь не показывать малышке свою озабоченность и поглаживая по спинке, повела ее в избу.
- Бабушка, бабушка, - не отдышавшись от бега, но стараясь побыстрей все рассказать, чуть задыхаясь, малышка тараторила, - мы с подружками в лесу ведьму видали.
- Прям, так уж и ведьму? – и не смогла скрыть свой вздох облегчения.
Пока томились в печке, наливаясь золотистым жаром шанежки, перебирая грибы, она слушала свою любимицу Ладушку.
- Мы с Любавкой и Феклой дошли почти до самого ручья, дальше ни-ни, как ты и велела, - мотая ногами сидя на высокой лавке, стрекотала внучка, - но тут Любавка увидала красивый цветок на пригорке и полезла за ним. Мы с Феклой отговаривали ее, но ты же знаешь, что она неслушница!
Возмущение в голосе внучке радовало старушку. Значит, она понимает, что можно, а что нельзя. Послушной растет.
- И тут как покатится с пригорка, прям к нашим ногам. И лежит не движется! Уж мы перепугались! Стоим, кричим! Я Любавку трогаю, а она не движется! И тут она! Как ты стращала меня: старая, с клюкой! Я напугалась аж кричать, как забыла! И Фекла враз замолчала. А та прямиком к Любавке! Ну, думаю, все! Украдет ее, к себе в лес в избушку на курьих ножках утащит, изжарит в печи, съест, а на косточках покатается!
- Ладушка! – бабушка от удивления аж гриб выронила, - ты, где таких страшных россказней наслушалась?
Внучка пожала плечами, и наивно хлопая ресничками выдала:
- Так все говорят! Девчонки, взрослые, так вечером на лавочке шептались.
Бабушка расхохоталась. Да так весело, так заразительно, что даже внучка удивленно посмотрела на бабушку, да тоже рассмеялась.
- Ну, на придумали, глупые!
В голубых глазках внучки тут же сверкнул интерес:
- Бабушка, а откуда ведьмы взялись?
Бабушка подумала, села рядом с внучкой и начала свой рассказ.
***
Давно это было. Далеко, близко ли, этого уже ни кто не помнит, но жила была в одном из сел семья. Ладная такая, дружная. Дед с бабкой, их сын со своей супружницей, да малая внучка. Старики нарадоваться не могли на свою малышку. И косы то у ней тугие да крепкие. И смех то у ней звонкий да ясный. И глазки то у ней чистые да разумные. Да сама она была любопытная, да рассудительная.
И учили они уму-разуму. Как сами жизнь жили: не обижать малых, помогать старым, слушаться тятеньку с матушкой, почитать деда с бабкою.
И росла она, словно сыр в масле каталась. И тятечка самые лучшие подарки из города привозил, и матушка самые лучшие сарафаны ей пошивала.
Много ли времени утекло с тех пор, а уже и девица выросла стройная, ладная. Парни деревенские уже и поглядывать стали, да оказывать знаки внимания.
В ту страшную ночь зарево разлилось по их деревне. Только и успела мать вытолкнуть дочь свою из кровати. Упала та на пол дощатый, да и накрыло ее одеялом, да водой окатило. Та от страха тут же сознанье и потеряла.
Очнулась в звенящей тишине. Тело все девичье болело, да ломило, да как скрутит, словно не кости в ней человечьи, а веревка одна пеньковая. Да как вырвется кашель изнутри, будто угли горячие сплевывает. Когда все закончилось, обнаружила она себя посреди черноты. Опасливо гляделась и поняла, что эта чернь все, что осталось от дома их родного. Ужаснулась от увиденного, поднялась она на ногах негнущихся, да тихонечко позвала, холодея внутри от сознания, что ни кто ей уже не ответит:
- Матушка! Тятюшка! Баба! Дед!
И только тишина ей в ответ. Прошлась по черным остаткам половиц, в углу тлел большой кованый сундук. Она непроизвольно пнула его, а он тут же и рассыпался. В ворохе тлеющих, когда-то бережно складываемых сокровищ, и матушкой приговаривающей: «Это тебе приданое», она увидала праздничное платье, да тятенькой привезенные заморские туфельки. «Тебе на свадьбу»,- тут же в ушах у нее прозвучал грозный голос тятеньки. Он для вида только суровым голосом говорил, а сам улыбался в бороду, когда примеряя, она лихо отплясывала в обновках. Скинула грязную ночную сорочку, да надела и платье и туфли. Подошла к закопченному зеркальцу, глянула на себя. Горько расплакалась и бегом выбежала из бывшего дома. Боясь оглянуться и упасть в обморок от увиденного, бежала она не разбирая дороги.
Подойдя к болоту, узрела легкую рябь. Потрогала мыском туфли влажную, от нажима проваливающуюся, поросшую яркой зеленью кочку.
«Да! Здесь!» - и кивнула, сама с собой соглашаясь.
Теперь главное дождаться. Огляделась, заприметила неподалеку возвышающийся стан древа-великана. Возносила высоченная сосна свою крону почти в самое небо. Ствол его уходил тугими, узловатыми корнями держась за сыру землю. Подошла ближе, да прижавшись спиной к могучему стволу села выбрав выступающий из земли корень посуше. Да и прикрыла глаза.