Сказание о державе Датской и окаянных деяниях её властителей

Сказание о державе Датской и окаянных деяниях её властителей

Как во княжестве далёком, в стылой Дании,
В стольном граде Эльсиноре сталось бедствие:
Приходил ночами дух неупокоенный
И смущал отважных кметей-караульщиков.
И покликали тогда младого княжича,
Что у немцев обучался чернокнижию:
Дескать, он покажет духу беззаконному,
Как командуют учёныи лукавыми.
Но изрёк печально дух неупокоенный :
— Ой ты гой еси, премудрый отрок Гамлет-свет,
Не сади меня в бутылку с дымом-смородом,
Не вгоняй меня в ловушки эктоплазменны!
Я ж твой батюшка, пущай и невещественный.
Ты помстись за мою смертушку безвременну
Супостату, что гнетёт престол седалищем:
Он мне в ухо капнул зелья ядовитого.
Вообще-то лишь болваны стоеросовы
Так травить кого-то до смерти пытаются,
Но на лихо в моём ухе приключилося
Прободенье перепонки барабанныя...
Обещался духу Гамлет страшной клятвою:
— Уж помщуся за тебя твоим обидчикам,
Надеру им их предательскую задницу!
Рассупонилось наутро красно солнышко,
Расталдыкнуло лучи по белу светушку —
На взопревшие озимые и протчая.
Ворвалась в покои к батюшке Офелия
И рыдает, и стенает, безутешная:
— Горе горькое настигло мово милого,
Вовсе Гамлету снесло худую кровлюшку —
Завалился ко мне в ночь совсем расхристанным
И высматривал чегой-то на обличии.
Может, усикам по-прежнему завидует?
Ведь мои-то явно гуще, и не рыжие.
Отвечал Полоний дочери встревоженной:
— Выкинь, милая, из дум дурного княжича!
Вот я жалобу подам на окаянного,
Чтоб не мерялся усами с юной девицей!
— Да уж, тятя! Вот письмо ещё срамнючее,
Что прислал он мне намедни перед ужином:
Тут лишь пошлости: размеры, груди, идолы
И иные эвфемизмы да метафоры...
Тут Полоний не на шутку озаботился
И к Гертруде с сей эпистолой отправился.
Как послушала боярина княгинюшка,
То, вестимо, сразу крепко призадумалась
И решила проследить за своим отроком
В его личном ареале обитания.
Всяко пыжились вельможи с ним беседовать,
Но ни каверзный Полоний с самомнением,
Ни другие розенкранцы с гильденстернами
Не смогли добыть ни чуточки толкового
Из головушки студента-академщика.
В общем, плюнули тогда уста Полония
(Вместе с ними — розенкранцы с гильденстернами)
На ковровую дорожку эльсинорскую
(К недовольству старой замковой уборщицы)
И позвали для насмешки над убогоньким
Развесёлую ватагу скоморошию
С представленьем, что ни разу не менялося:
"Сказ о глупом письмоносце Габриэлюшке,
Коий был примерным мужем своим жёнушкам".
От обиды той в головушке у Гамлета
Альфа-ритмы чуть на пульс не наложилися,
И как только после стресса он опомнился
То окрысился вконец на датских умников:
"Будет вам ужо забава тиятральная!
Кто с сатирой к нам придёт, помрёт от пасквиля!"
Погрозил он паучку, в углу сидящему,
И пошёл актёрам роли переписывать.
Долго ль, коротко ль писал он ту сценарию,
Только ставят уж в палатах декорации
(К недовольству старой замковой уборщицы)
И выходят на подмостки эти ряжены...
Клавдий первый был, кого перекорёжило:
Он привычен был к Ронсарам с Лабрюйерами,
А ему вещали слогом "Наша Daniya".
Загрустил он из-за этого нешуточно
И отправился в свои покои каяться:
— Это, знать, за прегрешения нелёгкие
Мне такое довелось сегодня выслушать,
Наказание суровое положено
За дырявое, как сито, ухо братово.
"А то как же, — из-за ширмы Гамлет думает, —
И к тебе придут Авадушка с Кедаврушкой..."
Королева оказалась терпеливее,
Но концовки и её душа не вынесла —
Начались пред сном у женщины видения:
— Защити меня, сынок! — кричит Гертрудушка. —
Тут по комнате гуляет крыса с дудочкой
И меня куда-то сманивает, подлая!
Гамлет входит, достаёт булатну саблюшку
И ширяет понарошку крысу мнимую.
Тут слегка не посчастливилось Полонию
(Из-за продранной шпалеры он подсматривал,
Как княгиня на ночь мылась полуголою):
На пути чрезмерно вострой сабли княжича,
Что пронзила стенку тонкую, обманную,
Оказались его внутренности дряблые...
.Закручинилась княгиня, запечалилась:
"Эдак Гамлету боярей не настачишься!".
И решила она с Клавдием злокозненным
Фехтовальщика услать в далёку Англию —
Дань сбирать с жестоких юнитов манчестерских.
Как услышал княжич новость огорчительну,
Так и вправду головою чуть не двинулся:
То вопит "Вооружайтесь против морюшка!",
То орёт "Со злом мирись, коли поссорился!";
"Быть иль небыть ты?" — пытает он Офелию,
Пересказывает сны ей и грехи свои
И в обитель её шлёт словами грубыми.
Не снесла обиды девица ранимая
Метров на пять углубилась в реку чистую
И примерно в полуметре под поверхностью
Вниз отправилась спокойно по течению.
Тут узнал тиун Лаэрт о смерти родичей,
Взбеленился страшно: "Ах ты, морда княжеска!
Я ж тебя, подлец, за батюшку с Офелией
В твою Англию пошлю в драккаре цинковом!"
Испужался его Гамлет, заколбасился
И на судно, в порт манчестерский идущее,
Погрузил он розенкранцев с гильденстернами,
Второпях загримированных под Гамлета...
С того времени во всей огромной Дании
Не водилось гильденстернов с розенкранцами —
Всех повывел злобный недруг экологии.
После этого злодейства беспримерного
Он на кладбище смиренное отправился,
Где шуты отцовы были захоронены.
На расправу с дураками крут был батюшка:
Скажет слово шут не в рифму, с диссонансами,
Иль верлибром над Евтерпой надругается,
Или суржиком норвежским слух испакостит —
Вмиг в корзину для бумаг летит головушка,
А останки для обмазки стен используют,
Как то водится с эпохи князя Цезаря.
Да, так вот: на этом кладбище могильщики
Нелегальный кегельбан себе устроили
(Благо тратиться на инвентарь не надобно:
Костяных шаров и кеглей — предостаточно).
Княжич был у тех мерзавцев завсегдатаем,
Выбивал десяток страйков он на дюжину.
Приютили его с радостью приятели,
Предложили поразмяться — крона партия.
Только взял любимый шар он (череп Йорика),
Как в воротах показалася процессия —
То везли в обитель бедную Офелию,
Чтоб по случаю её канонизировать.
Не успел он от Лаэрта перепрятаться,
Получил перчаткой прямо в морду княжеску.
Ну, конешно же, такое оскорбление
Только кровушкой смывается (иль водкою;
Но последней в преотсталом Датском княжестве
Было меньше, чем ткемали в Мавритании).
Ранним утром в тронной зале собиралися
Все придворные, и гости с приглашеньями,
И заезжие купцы с абонементами,
И, само собой, японцы с фотопушками
(К недовольству старой замковой уборщицы).
Между ними тихо рыскали букмекеры;
Приглашён был даже опытный эннаунсер,
Что растягивал слова до невозможности.
Наконец там появились поединщики
И, как водится, пред битвою полаялись.
После вынули рапиры, поклонилися
И опасливо в высокой стойке замерли.
А тем временем княгиня вся упарилась
И от зноя потеряла, видно, бдительность —
Прикупила лимонада у разносчика
В многоразовом замызганном стаканчике.
— Стой! Не пей, Гертруда! — Клавдий тут опомнился,
Да уж поздно — вмиг беспечную княгинюшку
В архимедов винт скрутила злая колика,
И Гертруда прямо тут же и преставилась.
Гамлет, сразу обезглавивши разносчика,
Обвинил во всём на всякий случай Клавдия
И, шепнув "А шо робыть?", прикончил отчима.
Все, конечно, закричали и забегали,
А противник в суматохе тыкнул княжичу
В ягодицу остриём, отравой смазанным.
Взвыл от боли разъярённый Гамлет матерно,
Отобрал у поединщика рапирушку
И Лаэрту сунул... я уж промолчу, куда.
Дальше сказывать-то, собственно, и нечего,
Сами видите, что все в итоге померли.
В общем, княжество злосчастное досталося
Фортинбрасу-идолищу с его ордами
(К недовольству старой замковой уборщицы),
Ну а Гамлета нойоны на погост снесли.
Тут ему в школах и славу поют.