Сказка должна быть доброй

Волей из неволи

Уже почти месяц мы с Конором жили в уютной таверне на окраине города. Хотя полуэльф предлагал другие альтернативы, от снятия у кого-то комнаты я все-таки отказалась: в таверне хоть примерно было понятно, как себя вести. Ворон настаивать на своем не стал и нашел устраивающий обоих вариант. Крепенький двухэтажный домик стоял вблизи городских ворот на небольшом возвышении чуть поодаль от тракта. Со всех сторон таверну окружали живым забором высоченные каштаны, а по периметру импровизированного дворика стояли лавочки, между которыми были разбиты клумбы.  Все это великолепие носило название «Тихий приют» и допускались сюда исключительно респектабельные горожане, приезжавшие по каким-то делам в город. Хозяин таверны был чистокровным эльфом, да к тому же телепатом. Кстати, тем самым, которого мне посчастливилось встретить в магазине. Узнав, что я с ребенком собираюсь у него жить, он очень обрадовался. Потому что парк вокруг таверны как раз и был разбит с целью гуляния с детьми. В прежние времена, по словам эльфа, в таверне постоянно останавливались пары с детьми: не каждый захочет тащить малыша в шумный город. Но с годами такие посетители стали большой редкостью, а парк остался. В честь такого «знаменательного» события нам была даже сделана скидка. Так что все было просто здорово. 

Убедившись, что нам с Конором будет обеспечено должное отношение, Ворон отправился "по делам" с легким сердцем, возложив тяжкий груз на мое.  Надо же, со мной все-таки случилось ровно то, чего я никогда не хотела: меня засунули в безопасное место, вынудив просто жить от вести до вести. А вернее от взгляда до взгляда на прозрачный, как слеза, кристалл.  Вручая его мне, полуэльф сказал: "Если случится непоправимое, он почернеет".  Теперь все, что мне оставалось  делать - просто ждать и надеяться, что ко мне вернутся мои друзья, а не весть о них. Я всегда боялась слов "ждать и надеяться". Потому что для меня они означали думать, гадать, сходить с ума от неведенья и беспомощности.  Но не зря говорят, что дети меняют жизнь. Причем, вместе со взглядом на некоторые вещи. Благодаря сыну слова "ждать и надеяться" стали для меня не таким кошмаром, как я ожидала. Ребенок почти полностью занимал дневное время, так что подумать о чем-то или просто посмотреть на камень мне удавалось только ближе к ночи, когда уложив Конора, я спускалась вниз поужинать. От идеи все время быть в комнате мне пришлось отказаться, потому что к стыду своему я обнаружила, что не могу постоянно находиться с ребенком. Мне просто необходимы были хоть краткие минуты отдыха. Поэтому каждый вечер я спускалась вниз и занимала неприметный столик в углу неподалеку от барной стойки. Он был поставлен там специально для меня. А дальше раз за разом повторялся один и тот же ритуал. Хозяин сам приносил ужин, причем, каждый раз угадывая, чего именно мне хотелось. Рядом с тарелкой я клала два кристалла. Прозрачный, связанный с Вороном и бледно-желтый, связанный с сыном. И каждый раз просила про себя: "Пусть этот никогда не почернеет, а тот не покраснеет, пока ем". После такого ежевечернего ритуала, я приступала к еде, отрешенно рассматривая сидящих в зале посетителей. Правда, тут никогда не попадалось ничего интересного. Одни и те же лица с одинаково усталым видом каждый вечер поглощали пищу. Все было, как и в любой человеческой таверне, за исключением отсутствия пьяных драк. Эльфы, если уж пили и хмелели, то сразу в отключку. Но смотреть на них было все же лучше, чем неотрывно пялиться на камни.

Однажды в совершенно неприметный вечер, ставший уже привычным, одним из многих, произошло то, чего я так ждала, но чуть не прозевала. Отрешенно блуждая по залу, мой взгляд скользнул по вошедшим в таверну мужчинам  и, ни за что не зацепившись, продолжил круг. Подумаешь, пара усталых грязных путников в порванных плащах и накинутых капюшонах, причем тот, что был пониже, буквально висел на своем спутнике. Хоть в этой таверне на моей памяти такое было впервые, во всех прочих же подобные типы встречались сплошь и рядом. Да что греха таить, мы сами когда-то  такими вваливались, пугая добропорядочных граждан, зашедших поужинать после трудового дня. Так что в пришельцах я не нашла для себя ничего важного. Серьезно, если бы чисто случайно не услышала голос одного из них, то даже не подумала бы приглядеться к ним внимательнее. Пришедшие направились прямиком к стойке. Тот, что был повыше, сгрузил "ношу" на стул и частично на стойку, а затем, скинув капюшон, обратился к хозяину:

- Здравствуйте, мой друг тут зарезервировал комнату. Можно ключи? 

Услышав знакомый голос, я чуть не подавилась картошкой. И сперва даже подумала, что мое воображение решило сыграть со мной злую шутку. Боясь поверить своим ушам, я повернула голову и вгляделась в лицо говорящего. Исхудавшее, бледное, обветренное, заросшее,  но все же родное. Вскочив с места, я подбежала к мужчине и без лишних слов просто повисла у него на шее. Вернулся. Живой.

- Льон, я тоже безмерно рад тебя видеть, - сказал братец через минуту объятий. Кстати, для нас это был рекорд: раньше дольше десяти секунд "телячьи нежности" не выдерживались, а если и случались, то уж так крепко меня не обнимали ни разу. -  Но давай я все-таки дотащу твоего муженька до кровати, пока сам на ногах держусь. Иначе, тебе придется тащить нас обоих.

Оторвавшись от брата, я посмотрела на безвольно лежащего на стойке полуэльфа:

- Что с ним? Серьезно ранен?

- Если бы, - процедил Эрл, откидывая капюшон с лица Ворона. – Это идиото залезло в заросли сон-травы. Я на минуту отвернулся, поворачиваюсь, а оно уже лежит. Все такое блаженное. В итоге сначала из оврага этого … вытаскивал, а потом пер его на себе от самого леса! И до сих пор, кстати, не уверен, кто из нас помрет раньше. Потому что чувствую, что я сейчас и себя-то могу до кровати не дотащить.