Сказка на ночь для испорченных девочек

Сказка на ночь для испорченных девочек

Глава 1. Дамоклов меч

В лесу, близ деревни Лютики, поселилось Нечто. Нечто вело себя не хорошо, если быть откровенным, даже совсем плохо. Сначала оно завывало и запугивало юных девушек, пришедших в лесную обитель для сбора ягод и грибов, позже – оставляло на опушке лишь разодранные тела. Охотники снаряжались на бой, благословлялись на подвиг ратный…и окровавленными ошметками оставались на той же опушке темного леса близ деревеньки Лютики. То ли месяц, толи два прошло, а жители поселения думу думали, гадали, что с чудищем делать. Лес был одним из немногих видов промысла в деревне: под нужды поселян вырубались деревья, заготавливались на зиму грибные соленья и ягодные варенья, собирался мед диких пчел и сушились целебные травы. Собрал староста народ на центральной площади и стали люди голосовать, решение единое верное принимать – отдавать каждый год чудищу деву юную и невинную в ночь, когда впервые явило оно себя жителям глухой деревеньки Лютики – в ночь на Ивана Купала.

Чужие думки не сильно бы заботили Татью, если бы её родная, единственная, любимая бабушка не проживала бы в самой чаще дремучего леса. Близился червень, а Татье шел семнадцатый год. Матушка все чаще придерживала девушку дома, не пускала на посиделки с подружками, а для выхода на центральную площадь и вовсе кутала молодую в единственную имеющуюся в доме накидку. Чуяло материнское сердце беду. Бедная прачка из сил выбивалась, разрываясь между работой на зажиточных поселян и частыми походами через дремучий лес к старушке, приходившейся матерью почившему в первом походе на Лесного Духа, охотнику – мужу прачки и отцу Татьи. Сама прачка была из пришлых и родных в деревеньке кроме дочери не имела. Как сгинул охотник, девчушке только седьмой год шел и остались они сирые, нищие, одни-одинешеньки.

Выход, который нашли жители деревни Лютики, прачке не нравился и вызывал дрожь ужаса, но веского слова на собрании она не имела и все, что могла, так это прятать свою кровиночку от чужих глаз. А ведь знахарку из деревни Кривни пригласили, она и обряд провела, отправила на закланье дочь нищенки, семнадцатилетнюю Настасью, которая собиралась замуж за ладного сына кузнеца и…которой когда-то позавидовала Радуша, старшая дочь старосты. А чаща леса…она - расступилась, вновь пропускала охотников за дичью, дровосеков, девиц по грибы-ягоды и женщин за разнотравьем и медом. Сработал план старосты, а девушки из небогатых семей, одна за другой, годами шли на смерть в темный лес, чудищу на потеху. Горевали и плакали матери, сцепив зубы, хмурились отцы, но с установленным порядком во вред всему поселенью спорить остерегались.

Червень нагрянул нежданно, скрытый тысячей рабочих трудностей, жарой и засухой. Прачка выбивалась из сил, зарабатывая на зерно, Татья заготавливала грибы и ягоды, сено для белоснежной козочки и пары рябых курочек, приносила домой душистый мед. Вечером очередного дня прачка наносила колодезной воды, смолола муки и взялась за выпечку: хлеб на следующую седмицу для себя с дочерью и пироги с яйцами и зеленью для старушки, которые на рассвете нужно в лес, к избушке бабушкиной, нести. Перевалило за полночь, когда печь оставили томиться, чтоб с утра достать румяную, чуть теплую выпечку. Татья еще спала, когда тихо скрипнула дверь избушки, закрываясь за уходящей матерью. Кутаясь в пуховую накидку, прачка повесила на локоть тяжелую, груженную снедью, корзину и отправилась навестить старушку, стараясь закончить побыстрее: завтра наступает неделя, а ночью этого дня седмицы – Ивана Купала. Женщина вздрогнула, заправила выбившуюся прядь поседевших волос и торопливо пересекла опушку, вступая под сень темного леса.

Глава 2. О чём одни духи ведают

– Куда путь держишь? – окликнули прачку, заставив настороженно замереть.

– Дык к матери супружника почившего, вестимо, – откликнулась женщина и поторопилась бы далее своей дорогой, но тропинку ей заступил лесоруб.

– Али не знаешь, что время чудища лесного пришло?

– Отчего ж не знать? Ведаю. Да только окромя этого, делать нечего.

– Год этот – дочери твоей пора. Не от того ли прячешь? – спросил лесоруб.

– Чем Татья виновата, кровинушка моя? Никого у меня более и не осталось! Матушка да дочь. Неужто погубите?

– Хотела всю деревню чудищу отдать?! – взревел лесоруб и, кинувшись наперерез, ухватил за руку прачку и потянул в сторону деревни.

Женщина вырывалась, вскрикивала, когда мужские руки особенно сильно впивались в кожу.

– Тут посиди, подумай, – изрек лесоруб, закрыв несчастную прачку в сарае.

Татья проснулась с уходом матери. Справилась по хозяйству да взялась косы заплетать, гриву волос обуздывать, травами лицо умывать. В дверь постучали.

Староста, не ожидая ответа, открыл вход в сени и зычно крикнул: «Здорова будь, красавица!».

– И Вам не хворать, – ответила девушка, вскакивая с лавки.

– От чего пожаловали?

– Время чье и сама ведаешь. Вопросов глупых не задавай! Твоя черга на заклание идти.

Бежать, бежать, бежать, – истерично выстукивало в висках и девушка, подорвавшись, кинулась через открытое окошко на улицу, да только и там поджидали. Ухватили, запястья точенные веревками грубыми увязали, да так и поволокли. Распахнули двери сарая, впихнули упирающуюся красавицу, да за собой на замок амбарный закрыли.

– Ох, Татья, девочка моя, – услышала она тихий выдох, наполненный горечью, и навстречу ей вышла ушедшая по утру мать.

Обнялись, всплакнули, да стали думку гадать. Что б на ум не приходило, всё не то! Одно лишь, вспомнила прачка, что мать охотника не зазря в чаще лесной проживала, ведала и знания знахарские имела. Сына не уберегла, да то из-за немощи старческой, не добёгла к поляне ко времени нужному. Достала из внутреннего кармашка платья женщина ножик небольшой, складной, от супруга оставшийся, а им от матери полученный. Блеснуло серебром лезвие, а мать вмиг веревки вскрыв, потихоньку научала дочь тому, что сама бегло ведала. Лучше так, чем и шанса не иметь!