Ложь поселилась в их доме давно.
Маленькой капелькой она скромно пристроилась на подоконнике, подогреваемая хмурым мартовским солнцем. Поначалу жилось ей здесь хорошо: Ложь каждый день подкармливали свежей порцией небылиц, щедро поливали густым маслом сказок. Ложь на подоконнике подросла, окрепла, зарумянилась, что глаз от нее нельзя было отвести – такой красавицей стала!
Но счастье ее было недолгим: откуда ни возьмись, рядом, ярким светом вспыхнула Правда.
Правда была своенравной, высокомерной, и лишь только, увидев Ложь, скривила презрительную гримасу и отвернулась от нее.
Ложь обиделась.
А Правду тем временем стали потчевать приторной истиной и горькой справедливостью. Но от этого Правда ярче не становилась. Наоборот, ее лучи казались тусклыми и невзрачными.
И Ложь поняла, что здесь Правду не любят. Пришел ее черед презрительно скривить гримасу.
Ложь осмелела и прыгнула в комнату. Потопталась возле шкафа, заглянула под кровать, уселась за стол. Никто не гонит. Подождав немного, плюхнулась в постель и растянулась по всей ширине. Покосилась на Правду, которая осуждающе глядела на нее с подоконника, усмехнулась и повернулась задом.
Время шло, и Ложь, почувствовав скуку на одном месте, переместилась в другую комнату. Потом в следующую. И так, пока Ложь не заняла весь дом.
Она перемещалась по нему, будто царица по дворцу; шествовала по лестнице, словно за не мантия струилась, а на голове сияла корона.
А Правду заключили в темную кладовку, и долго томилась она в заточении.
Но стало Лжи тесно и в этом доме. Замыслила она расширить свои владения. Ложь пухла и раздувалась с каждым днем, однако Правда, перерезав себе путы и высвободившись из темницы, выбралась наружу и проткнула Ложь острой иглой.
Дыра противно засвистела, и Ложь начала скукоживаться, съеживаться, усыхать. А вместе с ней сморщиваться, как дряхлый-предряхлый старик, принялся и дом. Полетели потолок, стены, воспоминания, моменты, былое и будущее.
И дом развалился.