Сказка о том, как Иван женился

Сказка о том, как Иван женился Глава 8

Поезд набрал свою «крейсерскую скорость» и, натужно гудя, как обозлённый по весне осиный улей, тяжело волок своё гусеничное зеленое членистоногое тело по костям, сложенным вместе со шпалами, при строительстве Транссибирской магистрали.

Ребятам хотелось есть. Незапланированные три билета окончательно подкосили и без того урезанный бюджет.

— Зато избавимся от лишнего веса, — сказал Лёха, потянувшись утром, и, косо взглянув, на астеничное туловище в зеркале, висящем в тамбуре. Братья Лазаревы, с грустью обозрев свой «пятый» айфон, и, решив, что один на двоих и «старый такой», им не нужен, пошли продавать «ходовой» товар, вместе с запасными и «очень приличными» Ванькиными кроссовками.

Через час, компания уже пила чай с сахаром, сдобренный горой бутербродов с сыром и маслом из вагона-ресторана. Деньгами на еду они разжились.

Из тамбура плыл сигаретный дым, сновала проводница, всякий раз предлагая кока-колу ребятам за рубли и алкоголь Хенрику — за валюту. От неопрятной тётки разило парфюмом так, что морщился даже мало эмоциональный «спящий красавец», именованный, согласно паспортным данным, Димоном.

Проводница, углядев в ребятах студентов, не оставляла надежд на семейную ночь, а они, в свою очередь, тихо обсудили её мощные железные зубы и возможную нижнюю вставную челюсть, в тщательно вымытом виде, складываемую на ночь в стакан.

Москва постепенно приближалась.

Вечером к ребятам попытался подсесть сомнительный мужичок. Держа колоду карт, он, уверенно оглядев присутствующих, провозгласил:

— Взъерошимся?

— Нет, — хмуро ответил за компанию Витька, неодобрительно посмотрев, как Лариска, обнаружила добычу и стремится быстро дожрать принадлежащий ему сыр. Кусок, размером с крысу, быстро исчезал в розовой глотке наглого грызуна. Мужичонка присел без приглашения и сообщил:

— Гады Вы все в Москве!

— Почему, гады? — вяло поинтересовался Ваня.

— А все соки из народа выпили!

Утром поезд втянул своё промасленное тело на Казанский вокзал...

***

У Санька была своя, доставшаяся ему от отцовой бабки, вполне приличная квартира. Мать, увлечённая созданием новой ячейки общества, в своё время попыталась её сдавать. Но Санёк, пожалуй, впервые в жизни, настойчиво указал квартирантам на дверь и уже второй год тихо пользовался правами собственника. Несмотря на молчаливость и покладистость, парень оказался хозяином рачительным и бережливым. К себе пускал избранных, и только единицы знали о втором, доставшемся от отца, «хрущевском» трехкомнатном жилье, выгодно сдаваемом группе трудолюбивых киргизов.

Ведя домой интуристов, он, с удивлением, углядел, сидящего на лавочке материного сожителя — здоровенного конопатого мужика, так и не узнавшего, где в народном хозяйстве Родины требуются его пудовые кулаки, и поэтому, никогда не работавшего.

В руках он нежно держал две бутылки пива и пакет с какой-то дополнительной стеклотарой.

Гражданин встал, улыбаясь... Но Санёк, обогнув по дуге знакомца, бросил:

— Что, за прогулы из ПТУ выгнали? Ты не сиди тут. У нас дом приличный, бомжам не подаём.

И проследовал, не остановившись.

Оглянувшаяся было Ирен спросила:

— Is he your buddy?

— Нет. — Буркнул владелец элитного жилья и открыл дверь девятиэтажки, запуская иностранцев внутрь.

Потратившийся на спиртное, озлившийся родственничек, со словами: «Ну, шваль, я тебе шпиЁнов покажу!», выпив, в отчаянии, сразу обе, согретые им бутылки, помчал в ближайшее отделение — сообщать!

***

Пока в «элитном» районе Митино Саня мыл и обустраивал немцев, Иван готовился дать достойный отпор ответственным квартиросъемщикам своего места проживания.

Приехав утром, ребята попали домой в районе десяти утра, практически инкогнито, и, теперь, Ванька нежился в ванной, предварительно поставив перед Димонычем кастрюлю замечательных материных щей.

Из пенной медитации его выдернул настойчивый звонок городского и, практически не используемого в мире мобильных скоростей, телефона. Аппарат разрывался.

Костеря МГТС и патологический порядок в документах, заведённый раз и навсегда профессором математики — Ба, являющейся хранительницей документооборота их ячейки общества, Ваня вылез из ванны и прошлёпал, оставляя лужицы на паркете к истерически орущему аппарату.

Звонила Анна Петровна, лет двадцать назад посаженная у входной двери и бессменно следящая за жизнью вверенного ей подъезда.

— Ванечка, ты приехал? — ласково вопросил старушечий дребезжащий голос.

— Мы же поздоровались, Анна Петровна, — буркнул прикрытый клочками пены и начавший подмерзать Иван.

— Да, я смотрю друг-то твой не выходит, что задержался-то? Ты с дороги, гостю надо и честь знать.

Ванька вздохнул и, не веря своему голосу, выдал тираду, на долгие годы, лишившую покоя жильцов третьего подъезда, расположенного на Кутузовском проспекте, дверями во двор:

— Мы теперь живём с ним, уважаемая. Мы теперь, как брат с сестрой — родственники. Ясно?!

В трубке охнуло, булькнуло и разъединилось.

Через два часа, когда отмытые, сытые и довольные собой, ребята мирно спали, (Иван на своей тахте, Димон на гостевом диване), в квартире образовалась пробка из похудевшего и даже полысевшего от переживаний отца, начавшего орать на жену ещё в машине:

— Это твоё воспитание! Мой сын голубым не будет! Убью!..

Матери, забывшей на работе сумку, и, оставшейся в белом врачебном халате, и Ба, практически вырванной из парикмахерской, которую она торжественно посещала сразу после получения пенсии, «накрутить букли».