Сказки старого зоопарка

Сказочное свинство

Капибар Паша отродясь не имел собственной клетки. Его привезли в зоопарк вместе с другим поросенком, трусишкой Хрюшей, чтобы у самки Розочки, когда подойдет срок, был выбор. Кокетка предпочла мямлю, успешно производила потомство и верховодила в обиталище, хватая бедного мужа за шкирку, если ей что-то не нравилось. Пашу, чтобы не вызывать конфликтов отсадили к молоденькой виверне.

Над ошибкой поставщиков в свое время смеялся весь зоопарк – товарищ директор ухитрился отыскать контакт африканского Нгора-Нгора и заказать оттуда виверру в обмен на бурого медвежонка. Юннат Аполинарий, переводивший письмо, задумался о прелестях юннатки Саши по прозвищу Тигра и ошибся в одной-единственной букве. А из Африки, недолго думая, прислали совсем не то.

У виверны оказались большие кожистые крылья, ядовитое жало, острые когти на лапах и концах крыльев и совершенно неподходящий для зоопарка характер. Она то и дело порывалась летать, повреждая нежные перепонки, пугалась резких звуков, сильных запахов и белых людей. Питалась она саранчой, подпорченными фруктами и лепестками роз, категорически отвергая мясную пищу. И часами сидела на перекладине или ползала по решетке, с невыразимой тоской глядя в небо. Посетители при виде печального гордого зверя расстраивались, дети порой даже плакали.

Капибар Паша показался директору хорошим товарищем для депрессующей ящерицы – бразильские водосвинки отличаются добродушием и потешно играют. Сперва виверна испугалась нового соседа, дневала и ночевала под потолком и сердито шипела на любую попытку приблизиться. Флегматичный Паша не обращал на ее гнев никакого внимания. Радуясь простору, он носился по клетке взад-вперед, вскидывая толстый задок, а затем с разбегу плюхался в воду и валялся там как бегемот, выставив наружу лишь кончик морды. Если ему давали обожаемый стебель ревеня, капибар сперва долго елозил лакомство по всей клетке, тихонько присвистывая от счастья, затем садился, и придерживая неуклюжими лапами пищу, понемногу откусывал по кусочку. На бурой морде, читалось такое блаженство, что удержаться от смеха не удавалось даже суровому Палычу.

Не прошло и недели, как виверна оттаяла – она начала спускаться, принюхиваться, а затем и играть с новым товарищем, дуя ему в сонную физиономию, обмахивая крыльями и толкая носом. Капибар лишь похрюкивал и перекатывался на другой бок. Случалось, они носились в догонялки – Паша, невзирая на упитанное брюшко, отличался проворством, кидали друг другу красный мяч, отлеживались вместе в купальне и спали бок-о-бок. Теплый капибар согревал вечно мерзнущую виверну и она приободрилась. Жаль, ненадолго.

С приходом зимы стало ясно, что суровый русский климат совершенно не годится для ящерицы из жарких стран. Бедное животное постоянно простужалось, чихало, разбрызгивая жгучую слизь, жалобно ныло и чахло на глазах. Пришлось поместить виверну во внутренние помещения, поставить обогреватели и лампы дневного света, но в тесной клетке ей едва удавалось расправить крылья. Директор снова затеял долгую переписку, на этот раз воспользовавшись большим Осксфордским словарем вместо нерадивого юннната. В апреле виверна уехала в Венский зоопарк – там крылатых ящериц держали со времен императора Франца, построив капризным зверям огромный стеклянный купол. А Паша остался.

Наступило время странствий. Капибар пожил в клетке с викуньей, попугаем и игуаной, имитируя богатство животного мира Латинской Америки. Провел прекрасное лето на Птичьем пруду, подружился с лебедятами и гусятами, обожавшими перебирать бурую шерсть и в буквальном смысле слова садиться Паше на голову. И наконец прижился на площадке молодняка.

Ничего особенного капибар никогда не делал. Кормить или вылизывать малышей он не умел. Задорные игры порой прерывал на самом интересном месте – плюхался на бок и засыпал беспробудно, похрюкивая во сне. Никогда не выходил из себя, ни на кого не сердился, не щелкал зубами и не раздражался на самые пакостные проделки шустрых детенышей. На первый взгляд не проявлял ни к кому привязанности, одинаково ровно относясь к ягнятам и львятам, медведикам и барсучкам, капибарчикам и пестрым диким поросятам.

Тем не менее с появлением Паши (теть-Зоя, бессменный смотритель площадки молодняка переименовала его в Папашу) порядка в зверином детском саду стало намного больше. Малыши меньше болели, дрались и ссорились, почти перестали кусаться и выбивать из рук теть-Зои тазы с завтраком. Толстый капибар неизменно спешил на шум, пришаркивая тяжелыми лапами, расталкивал задир мордой, тихонько насвистывал одному ему известные песенки. И скандал унимался как по волшебству. Зверята начинали зевать, тереть глазки и вскоре один за другим задремывали, привалившись к теплому капибарьему боку. А то откуда ни возьмись бралось красное яблоко или рыжий сиятельный апельсин и капибар толкал вкусный мячик носом, предлагая малышне футбольный матч. Или Папаша просто вваливался в драку и ложился на песок кверху пузом – меня тираньте, обормоты, если уж лапы чешутся. Разлученные с мамами и привезенные из дальних стран детеныши больше не тосковали. Живая хрюкающая игрушка быстро унимала печаль.

Директор долго гадал – насколько Папаша на самом деле незлобивый зверь-дурачок. На первый взгляд мохнатую водосвинку действительно ничего всерьез не тревожило и не интересовало (кроме сытного ужина и купальни конечно же). Он ни с кем не дружил, никого не любил и не выражал сожалений, когда подросших зверят отправляли в отдельные клетки. На попытки побеседовать с ним, похвалить или поделиться переживаниями, отвечал одинаковым «хру» и продолжал жевать или валяться на солнышке. Неизбежные прививки и прочие медицинские процедуры переносил стоически, не взвизгивал и не пытался сопротивляться.

И в то же время Папаша всегда отслеживал брошенные в вольер конфеты, сосиски и прочую вредную для малышей еду и выталкивал ее через решетку. Если любопытные посетители тянули руки, чтобы погладить тигренка или волчонка, добродушный капибар тут же подставлял мохнатые бока, фыркал и щурился, выражая полнейшее счастье. Он сидел с прихворнувшим или приунывшим детенышем, согревал малыша, хрюкал ему на ушко что-то секретное. Просто был рядом, смешной, добрый и суетливый, не требующий ничего взамен. Зверята любили его, хотя и проявляли порой жестокость, больно дергали за шерсть, жевали уши и хвост, с размаху прыгали на теплое брюхо, прерывая послеобеденный сон. И забывали Папашу когда вырастали – у зверей в зоопарке хватает своих забот.