Сказочница

Глава 24. Орден некромантов

Вместо обеда Калидас безуспешно пытался связаться с Глостером. Когда телеграф в библиотеке выдал вместо привычного кода абракадабру, подозрительно похожую на русский матерный, архивариус переместился в левое крыло здания, подхватив оставленные Жанной бутерброд и кофейник.

В эту часть замка остальные чудотворцы заглядывали редко — радиолокационное оборудование, служившее для маскировки, давно устарело и мало кого интересовало. Хотя здание реставрировали несколько раз, многие помещения претерпели лишь косметический ремонт: заново покрасили стены, подновили потолки, меняли проводку и двери. Но если на нижнем этаже удалось выбить смету на полную реновацию, которая, конечно, коснулась и радиоузла, то с общими помещениями и спальнями не вышло, и все здесь напоминало «высокий советский стиль» в своем худшем воплощении. Тяжелые плюшевые портьеры пряно-желтого цвета, огромная люстра, которая делала и без того не слишком шикарное помещение еще более низким, расставленные по углам потертые диваны — Калидас надеялся, что через годик-два сумеет вернуться к этому разговору и убедить Глостера теми доводами, которые не сработали с Грасиным. Прежний глава был хорош в иллюзиях и чтении мыслей, но не смыслил ни в интерьере, ни в красоте ни шиша.

Впрочем, Калидас его не винил — если бы не Грасин, не бывать ему архивариусом еще очень долго.

Кое-как протиснувшись мимо допотопных агрегатов, Калидас зажег единственную свечу — подачу электричества в эту часть здания давно прекратили, оставив только небольшой аварийный генератор — и уселся на стул-вертушку, которая досталась чудотворцам вместе с безнадежно расстроенным пианино «Красный октябрь». Пианино успело покрыться толстым слоем пыли, прежде чем Калидас сообразил накрыть его куском парусины, а вертушка перекочевала «на баррикады», как ласково прозвала молодежь радиорубку.

Калидас вывернул регулятор мощности сигнала на максимум и еще раз набрал сообщение, тщательно отстукивая каждый символ. Несмотря на телефоны и компьютеры, все самое важное чудотворцы по-прежнему доверяли только телеграфному шифру, который передавался через небольшое устройство, замаскированное под обычную печатную машинку. Таскать его с собой во время поездок было неудобно, но сообщения обычно находили адресата даже в самой далекой глуши. Калидас отстучал еще одну телеграмму, с неудовольствием отметив тройное увеличение количества восклицательных знаков.

Да он попросту впал в истерию!

Калидас зажевал бутерброд, не почувствовав вкуса, залпом влил в себя остатки кофе — и накрыл передатчик чехлом. Где бы ни был Глостер в эту пятницу, отвечать на сообщения из Артели он не собирался.

Пока архивариус шел обратно, из головы не шли едкие комментарии Алонзо. Уже в который раз Артель — и особенно самые крикливые члены Круга — предпочитала прятать голову в песок при малейшем упоминании некромантов. Хотя ежу ясно, что пока наследие де Бирса не уничтожено целиком и полностью — орден будет возрождаться снова и снова.

По дерзости нынешняя акция с похищениями превосходила многое, о чем Калидас читал в архивах. Он тщательно запер за собой дверь и вспомнил, что оставил грязную посуду «на баррикадах». Но возвращаться не было никаких сил, и архивариус невидящими глазами уставился в раскрытое окно. С залива задувал легкий, но свежий ветерок — весной в окрестностях замка никогда не бывало по-настоящему жарко. Он вспомнил последние слова Жанны — и погнал прочь даже тень подозрения

Мастер Артели не мог быть предателем.

Калидас провел рукой по верхней полке самого большого книжного шкафа — пальцы, сложенные в хасту снятия морока, едва коснулись украшенных позолотой корешков книг. Ему нравилось это заклинание — оно чем-то напоминало проверку с помощью отпечатка пальца или сканирования радужки глаза. Все одновременно проще и намного сложнее — кто угодно может провести по книгам, но заклятие подействует только для одной руки. Корешки, на которых еще недавно сверкали надписи вроде «Одиссея капитана Блада» и «Копи царя Соломона», потемнели, покрылись пылью и патиной. Здесь, так близко от любопытствующих глаз, Калидас хранил самые важные книги архива чудотворцев. Его предшественники давно стерли с корешков названия — но Калидас, как и они, наизусть знал каждую книгу. Вот и сейчас, отсчитав шестую слева, он осторожно достал ее с полки и не открывал, пока не захлопнул наглухо окна и не зашторил их, одновременно зажигая две настольные свечи.

Такую книгу как «Гангус» следовало читать со всеми мерами предосторожности.

Калидас осторожно перевернул несколько страниц двумя пальцами левой руки, стараясь не касаться выцветших за столетия чернил. Правую руку он держал перед лицом — защитная хаста заискрила, но выдержала. Перед ним лежала, конечно же, копия, но снятая с оригинала вскоре после написания. Следы самой книги терялись в кровавой истории ее владельцев, и сейчас Калидас был почти уверен, что она, наконец-то, попала в руки тем, для кого и была предназначена создателем.

Наследники маркиза де Бирса.

Некроманты.

Как и любого ученого, Калидаса одолевало любопытство. Зная, как мало осталось чудотворцев в Петербурге — да и во всей России — ему страстно хотелось узнать, получается ли у некромантов колдовство. Люди пропадали, трупы выкапывались, разорялись кладбища и возрождались капища — но в чем заключалось магическое действо?

А еще он страстно мечтал узнать, кто же оказался настолько алчен и безумен, что предал все основные заветы чудотворцев и перешел на сторону врага. Глостер отчасти прав в нежелании обращать внимания на выкрутасы Маэстро — отнюдь не рьяный ведущий конструктор Института метафизики был главным противником Артели. Настоящие враги действовали уже не одно десятилетие, и хотя их целью оставались поиски сокровищ маркиза, торжество темной магии и, возможно, возвращение самого де Бирса во плоти, они не забывали, кто на самом деле умеет творить настоящие чудеса.