Сказочник

Сказочник

Знаешь, так вышло, что ты единственный мой знакомый, кому я могу рассказать, что случилось, не прибегая ко лжи, умалчиваниям и увёрткам. Рассказать так, как всё было – или, скорее, как я это понял. Ты ведь помнишь, что я материалист до мозга костей, что моему рациональному сознанию чужда всякая мистика и паранормальщина, (знаю, что ты это слово не любишь, но, выслушав меня до конца, ты поймешь, другое словно тут не подобрать). Мне это также чуждо, насколько близко тебе. По крайней мере, ты можешь справляться с паранормальным не только прибегая к эзотерике и оккультизму, но и с помощью типичных или атипичных антипсихотиков. Поэтому я обращаюсь к тебе в надежде, если не на объяснение, то хотя бы на медикаментозную «разгрузку» моего сознания.

Мне кажется, если мне сейчас провести нейровизуализацию, то в моём мозге найдется «немая» зона - очаг в коре, который просто отказывается работать, иначе мне нечем объяснить то состояние, в котором я нахожусь. Я плохо сплю, совершенно не могу работать, только и делаю, что прокручиваю события последних дней, пытаясь найти ответы, но не нахожу. Будто хожу по лабиринту событий, пытаясь отыскать в них причинно-следственную связь, но она либо не существует, либо существует, но сама её природа противна логике того мира, в котором я живу.

Кстати, о работе, думаю, ты не в курсе, что последние три месяца я работаю в реабилитационном центре. Помнишь то деревянное трехэтажное здание бывшей больницы скорой помощи? Его снесли, когда мы учились на втором курсе. Там теперь стоит реабилитационный центр. На самом деле отличное место, но последние события заставляют меня задуматься о дальнейшей работе. Да и не только я размышляю об увольнении, но обо всем по порядку. И еще, прошу тебя, как только всё рассказанное мной уложится у тебя в голове, да знать. Незамедлительно. Мне нужен хоть какой-то ответ. Иначе я рискую оказаться в твоём отделении в качестве пациента, и тебе придётся «загрузить» меня как можно сильнее, чтобы выбить, или скорее вытравить, из головы этот кошмар.

Началось все довольно рутинно. Три дня назад на пятиминутке заведующая предупредила, что к нам в отделение должен поступить блатной пациент. Уверен, ты и сам таких знаешь. После небольшой обсуждения его решили передать мне, ведь в коллективе я был новенький, а потому блатных и тяжёлых передавали сразу мне, ведь и те и другие приносили обычно много проблем. А тут, конечно, комбо – два в одном. Тяжелый и блатной. Кстати, чтобы его взяли вне очереди, заведующей звонил кто-то из департамента. То ли Маркова, то ли сам Александров. В общем небожители. Что же касается самого пациента, то ничего примечательного в нем не было. Со слов жены до инсульта он работал охранником в детском саду. Сама она нисколько не походила на жену охранника детского сада, если только она не была хозяйкой какого-нибудь ювелирного салона или турфирмы, а в мужьях держала моего пациента только из благотворительности. Согласись, на зарплату охранника не купишь шубу, а она наотрез отказалась снимать её в отделении, потому-то я её и застал в полном облачении. В судьбе мужа, казалось, она была заинтересована настолько, насколько человек, сдающий в ремонт старые ботинки, заинтересован в привычной ступням обуви, но готовый в случае чего купить новую, а старую без особого сожаления выбросить в ближайшую мусорку. Как только она рассказала мне все, что знала про жизнь и здоровье мужа, а знала она, как выяснилось, не очень много, тут же оставила его на наше попечение.

Возможно, у тебя возник вопрос, почему она говорила за него? Сейчас объясню: у пациента случился геморрагический инсульт. Очаг оказался настолько большим, что пострадали оба полушария. Помимо абсолютной невозможности шевелить левыми конечностями, у него развилась смешанная афазия*. Он не понимал обращенную речь, не мог и сам ничего сказать. К тому же он так много времени провел в реанимации, как ты понимаешь, в положении лёжа, что возникла полнейшая дезадаптация. Когда я попытался его посадить, давление тут же упало. В истории болезни я отметил, что реабилитационный потенциал у него «низкий», но это я слукавил. У него не было никакого потенциала к восстановлению. Вообще. Помимо неконтролируемой гипертонии, диабета второго типа, болезни Паркинсона в стадии обострения и еще десятка сопутствующих болезней, у жены удалось узнать, что он курил почти тридцать лет из тридцати прожитых вместе и систематически злоупотреблял алкоголем. Представляешь, да, картину? Прибавь ко всему этому тот факт, что он не был доступен никакому контакту. Ни вербальному, ни тактильному, ни зрительному. Я скакал вокруг его кровати больше часа, но так и не добился реакции на мои действия. Может у тебя как у психиатра было бы больше инструментов для диагностики, на я со своей стороны сделал все, что смог. Когда я доложил заведующей, она только пожала плечами и пожелала удачи.

Не буду сильно распространяться про назначения, скажу только, что вся двигательная реабилитация свелась к вертикализации с помощью поворотного стола и пассивной гимнастике в кровати. Надо сказать, что по протоколу вертикализация начинается с 20 градусов, но его тело не могло вынести даже эту нагрузку – настолько он был слаб – и мы начали с 10. Цели поставили соответствующие. Что-то вроде «к концу курса реабилитации пациент сможет находиться в положении ортостаза** до 5 минут». Исходя из этого я приставил к пациенту не лучшего нашего инструктора. Обычно именно этому инструктору мы даём заниматься с самыми бесперспективными пациентами, чтобы силы более компетентных работников тратились на пациентов с высоким потенциалом. Представь какого же было моё удивление, когда на следующий день на утренней пятиминутке я услышал от этого вот инструктора, что мой пациент совершенно спокойно перенёс процедуру вертикализации в течение 20 минут в положении 80 градусов! Но я забегаю вперед.

В тот понедельник, а поступил он именно в понедельник, я остался на ночное дежурство по стационару. Учитывая наш профиль, эти дежурства всегда проходили спокойно. Я знаю, что вы принимаете пациентов по скорой и знаю специфику твоего отделения, и поверь, я говорю это не для того, чтобы позлорадствовать, а только для того, чтобы ты понял, случившееся ночью с понедельника на вторник – ненормально для нашего центра.