Скиталец: Купалья ночь

Скиталец: Купалья ночь

Пламя костра вилось в ночное небо, покуда вокруг танцевали распустившие косы девушки. Свирель и флейта задавали мотив, а гусли и хлопки вторили, делая мелодию звонче. Скрытый в тени ветвистого дерева, Морен сидел у корней и издали наблюдал за празднеством. Последние всегда проходили в деревнях с играми, плясками и весёлым раздольем, но Купальи ночи воистину были особенными.

Трое дней, и трое ночей длился праздник, в который славили начало лета и зарождение жизни. У леса разжигали большой костёр, и пока мужчины, сидя на брёвнах в полукруге, играли музыку, девушки танцевали вокруг огня. Распустив волосы, сняв обувку и пояса, они остались в одних лишь просторных рубахах до пят, а украшением служили цветы да яркие ленты на запястьях, венках и стопах. Одна из девушек, с пышной копной ярко-каштановых кудрей, остановилась перед Мореном, подмигнула ему, крутанулась, обернув юбку вокруг стройных ног, и изящной ланью прыгнула через костёр. Музыка зазвучала быстрее, флейта вышла на первый план, застучали ложки. Кто не умел играть, хлопал в ладоши, бил себя по коленям в такт или затягивал песню. Девушки смеялись, случайно встречаясь друг с другом, сплетали пальчики и кружили, будто влюблённые пташки по весне. Иногда к их танцам присоединялись юноши — они ловили пляшущих девушек, и тех из них, кого удавалось схватить, утаскивали с собой, под общие улюлюканья и смех.

Морен прятал под маской улыбку. Его никто не гнал и никого не смущало, что Скиталец сидит совсем рядом, наблюдает за простыми людьми. В праздники считалось дурным прогнать гостя или хоть чем-то обидеть его, так и беду накликать можно. Поэтому этим утром Скитальца встретили как родного. Его не звали в круг, не предлагали сыграть или станцевать, а девушки не дарили венки из полевых цветов. Но зато его усадили за праздничный стол, накормили и позволили остаться, а к ночи даже пригласили к костру вместе со всеми. Именно за это Морен и любил праздники — вечный изгнанник, которого боялись люди, в такие дни не чувствовал себя изгоем.

Куцик сидел нахохленный на его плече. Его — большую хищную заморскую птицу — пугали скопление людей, музыка и шум. Морен не держал его, Куцик спокойно мог улететь и найти для себя место потише, спрятаться в ветвях вяза, под которым они сидели. Но он упрямо оставался подле хозяина. Повернув голову, следил жёлтым глазом за танцующими и иногда клевал Морена в маску на лице — выпрашивал что-нибудь поесть, чувствуя, что хозяин в хорошем расположении духа.

Музыка всё нарастала, ускорялся темп, и большой костёр вился в ночное небо, затмевая звёзды. Головы девушек украшали цветочные венки, сплетённые из лесных и полевых цветов да веточек. Прыгая через огонь, они открывали босые ножки на усладу мужских глаз. Некоторые, разбежавшись, когда их ступни касались земли, не успевали остановиться, и падали в объятия юношей. Случайно или намеренно — никто не знал. Говаривали, что если прыгнуть через костёр и попасть в руки мужчины, то вас свёл сам огонь и это и есть твой суженный. Назавтра те девушки, кому не повезло найти пару сегодня, отправят по реке венки, гадая на наречённого. Кто выловит венок из воды, тот и позовёт под венец — такая была примета. Поэтому каждый венок красавицы плели сами, нарвав заранее любимые цветы.

Стройная мелодия запнулась, струны лютни неприятно звякнули и затихли. Один из музыкантов оборвал игру, за ним второй, третий, и музыка остановилась. Волной прокатились по толпе шепотки. Наступила зловещая тишина. И Морен услыхал полный паники и животного страха крик:

— Псы! Охотники!

Деревенские бросились врассыпную. Мигом поднялся шум, голоса ревели от ужаса, многие повскакивали со своих мест, бросив инструменты. Девушки кинулись в лес, надеясь укрыться среди теней и деревьев. Морен поднялся на ноги, и Куцик спорхнул с плеча, издав пронзительный клич. Сквозь голоса, топот и крики, явственно слышалось лошадиное ржание и стук копыт. В освещенный огнём круг, сбивая с ног людей, ворвались всадники — Охотники Единой церкви, облачённые в плащи из кроваво-красной кожи.

Кони их встали на дыбы перед костром, вселяя ещё больше страха в убегающих людей. Далеко не все жители деревни успели скрыться, многие бросились наутёк, не разбирая дороги, поэтому запинались и падали. Тех же, кто замешкался или просто оказался недостаточно ловок и быстр, всадники ловили под локоть или за шиворот рубахи и толкали да швыряли обратно к костру. Постепенно Охотников, пришедших из темноты, становилось всё больше, и они замыкали круг, не давая сбежать тем, кого удалось поймать. В большинстве своём пленёнными оказались девушки. Всадники теснили их к огню, глумились и посмеивались:

— Ведьмы! Только ведьмы и потаскухи так ходят.

— Потаскухи и есть. Волосы распустили, так и сами видать...

— Уверен, они и ноги вместе не удержат. Так глядишь и для нас местечко найдётся, а?

Среди пойманных оказалась и та, с гривой каштановых волос, что танцевала перед Мореном — она закрывала собой девчонок помоложе, и те жались к ней, цепляясь за её руки. Смеясь, один из Охотников — крупный, коренастый, с багровым лицом и массивной челюстью — подвёл коня к костру, не обращая внимания на его нервное ржание, и схватил девушку за локоть. Рванул к себе, отделяя от других, и бросил ей в лицо, с глумливой ухмылкой:

— Сжечь бы тебя, да жалко такую красоту и в костёр.

— Пусть сначала пользу принесёт, — вторил ему другой всадник. — Замолит, так сказать, свои грехи. А потом уж и в костёр.

Девушка попыталась вырваться, но державший её только рассмеялся и притянул ближе. Лошади нервно трясли головами вблизи огня, и пугали деревенских не меньше Охотников, заставляя цепенеть от ужаса — разъярённый конь куда опаснее голодного волка. Но Охотник не замечал или не желал замечать страха людей и своей лошади. Явно веселясь, он полез рукой в перчатке под платье девушки, желая пощупать грудь. Девушка вырвалась и плюнула ему в лицо. Толпа всадников рассмеялась. И только оскорблённый Охотник побагровел ещё сильнее, вытирая слюну с лица.