Скованные одной цепью

Скованные одной цепью

Каменные бока улицы сжимались всё сильнее, стремясь сдавить и расплющить стремительно летящий мотоцикл. Зловещий серый монолит навис над головами, уже готовясь наступить тяжёлой пятой, но в последний момент им всё же удалось вывернуться. Приветливо дунул в бок гуляющий по широкому проспекту ветер, замахали поднятыми вверх руками парковые деревья на противоположной стороне.

– До завтра.

И уколовшись губами о колючую небритую щёку Динка не оглядываясь побежала по улице и нырнула в дыру подземного перехода. Ветер влетел за ней, весело раздувая волосы, а потом отвлёкся, погнал по грязному полу горсть рекламных листовок. И в парк за ней он не последовал, остался ждать снаружи.

Крошился и хлюпал под ногами грязный рыхлый снег. Точнее, то, что от него осталось. Вот так – зима ещё толком не началась, а снега уже нет.

Парк уютно принял в свои объятия, застенчиво извиняясь за лужи и общую неприбранность. Парк любил, когда в нём собирались люди. А стылой зимой кто попрётся отмораживать попу на твёрдых скамейках и мочить ноги в бескрайних лужах? Только Бандерлоги.

Бандерлогами их обозвал Динкин отец. Да они, в общем-то, и сами были не против. Собраться бандой в дюжину человек, греть руки о весёлое летящее во все стороны пламя и танцевать, слыша в ушах только гул пролетающих мимо огненных шаров. Что ещё нужно для счастья?

Но в этот раз веселье закончилось, даже не начавшись.

Ещё только приближаясь к маленькому амфитеатру, скрытому от посторонних глаз телами мохнатых елей, Динка почувствовала что-то неладное. Было непривычно темно. И тихо.

Не горели светляки в руках, никто не шутил, не смеялся. Ребята, как нахохлившиеся воробьи, сидели на ступеньках, сбившись стайкой, словно хотели согреть друг друга теплом своих тел.

Слова приветствия сорвались с губ, но вместо того, чтоб взлететь, просто выпали изо рта и упали под ноги тяжёлыми камушками.

– Что случилось? – спросила она, подходя ближе.

– Боньку схватили, – глухим голосом сообщил Тим, подвигаясь, давая ей место на ступеньке.

Внутри, в животе стало тяжело. И холодно, словно она проглотила булыжник. Растерянно передвигая ноги, Динка подошла и села между Тимом и Плошкой. Ребята сдвинулись, Плошка обнял девушку за плечи. И она, не сдержавшись, разрыдалась.

Все молчали. Парк ничего не понимал, но молчал вместе с ними. Он чувствовал, что случилось что-то очень плохое, но не знал, как помочь.

Бонька была самой отчаянной из них. Она ничего не боялась. И, казалось, даже специально дразнила судьбу, играя с огнём там, где это было смертельно опасно. Доигралась...

Птичники подмяли под себя город как-то незаметно. Ещё вчера территория была поделена между несколькими бандами, а уже сегодня они были везде. Острая «галка» – знак победы мозолил глаза на каждом шагу. На рекламных бигбордах, в торговых вывесках... Даже деревья на главном проспекте стояли, раздвинув прямые пальцы стволов в этом знакомом жесте.

Птичники были... тварями. Уродами, каких ещё поискать надо. И ещё они ненавидели Крутящих огонь. Это было всем известно.

Пока стихийные маги выясняли, кто сильнее на городских улицах, у Птичников был шанс. Вот только уличные войны отнимали много жизней, разрушали город, и маги ушли с городских улиц меряться силами на Арену.

Три года подряд Крутящие выигрывали ежегодное Состязание, забирая Кубок Достойнейших, и Птичники, затаив обиду, перестали тратить магию на соревнования. А вскоре и вовсе покинули территорию Арены. Все думали, что они сдулись, а они тем временем захватывали территорию. Тихо и незаметно. Улица за улицей. Пока однажды весь город не оказался опутан единой сетью.

Со стороны это выглядело так, словно у них появился новый кумир. Чёрный стяг с золотой галкой взметнулся над стелой на главной площади. Каменщики и градостроители получили больше привилегий. Город стал пухнуть и расти, расползаясь всё шире. Щупальца метрополитена протянулись за пределы кольцевой. Поля, тянувшиеся на западе, быстро заполнялись конструктором многоэтажек, заливались асфальтом. Горожане радовались, торжественно заселялись в каменные клетки из стекла и бетона, довольно дышали выхлопными газами, гуляя мимо автостоянок, расползшихся пёстрыми пятнами на месте вырубленных рощ, и прочили Птичников в Парламент.

Поэтому, когда вышел запрет на кручение огня в общественных местах, никто не стал возражать. В конце концов, есть же другие способы повеселиться. И городские праздники, никогда раньше не обходившиеся без огненных представлений, стали просто музыкально-танцевальными.

Крутящие огонь были вытеснены за городскую черту. Им остались пустыри и помойки за гаражами. И только Бандерлоги ещё продолжали по старой привычке собираться в городском парке. Но с приходом весны придётся и им убраться отсюда. С Птичниками шутки плохи. Это знали все. Даже Бонька. Особенно Бонька. Знала.

– Мы должны... что-то сделать. Нельзя же... так... – рыдала Динка, уткнувшись носом в Плошкину куртку.

– Казнь послезавтра. На закате.

Слова залепили уши тяжёлой глиной. Динка отчаянно замотала головой, пытаясь вытрясти её, но у неё ничего не получалось.

Послезавтра Боньки не станет. На закате. В самое их время.

***

Отец ссутулясь сидел за большим массивным столом. Его широкие плечи словно хотели сжаться, занимать как можно меньше места. Просторный светлый кабинет с окнами на главную площадь теперь выглядел таким... искусственным. Словно картонная декорация на сцене театра. И его должность – это всего лишь роль, которую ему позволяют играть. Не больше.

– Мне жаль, котёнок…

Динка, всхлипнув, вылетела из кабинета, даже не закрыв за собой дверь.

Домой ночевать она не пошла. Отправила маме сообщение, что останется у подружки, а сама протиснулась через тяжёлые стеклянные двери, сбежала вниз по гремящей металлической лестнице и запрыгнула в душный вагончик поезда. Через полтора часа блужданий по подземному лабиринту такие же тяжёлые двери выпихнули её по ту сторону города.