Скрипач

Скрипач

Скрипач

Очень быстро стемнело, солнце упало где-то за горизонтом растворившись в томной неге южной ночи, небо освещали легкие всполохи молний нависшей над морем бури. Через распахнутую балконную дверь, развевая полог легкого тюля, в просторную гостиничную комнату легкой неслышной поступью, как вор, проникал бродяга-ветер. Он пытался затушить пламя одиноко стоящей свечи, дабы скрыть свое присутствие и совершить лишь одному ему ведомое преступление, но дарил лишь освежающую прохладу после жаркого дня.

За роялем сидел человек, в белой просторной рубашке, черных брюках и остроносых лакированных ботинках на высоком каблуке. На крышке стоял большой пюпитр с нотным станом и светильник, который никак не мог охватить свои желтоватым теплым светом всю комнату, создавая плотный практически телесный купол вокруг музыканта, оберегающий его от всего остального мира.

У человека что-то не получалось, он пропевал раз за разом один и тот же момент некого этюда. Вздыхая, он периодически наливал в невысокую фарфоровую кружку воду из хрустального кувшинчика в виде журавля. Музыкант то и дело зарывался длинными пальцами в челку, долго и напряженно думал, а затем поднимался со своего стула и перемещался из одного края комнаты в другой, подходил к балкону и надолго задерживался у одной из картин.

Снова и снова он пытался найти что-то, какое-то решение, - тщетно! В промежутках выполняя различные упражнения на технику и дыхание, дегустировал как марочное вино разные созвучия, но результат его не впечатлял. В очередной раз встав со своего места, он потянулся к хрустальному графину, как вдруг услышал голос из дальнего угла комнаты: “Ничего не получится!”.

Музыкант резко обернулся, но не смог разглядеть незваного собеседника. Светильник освещал лишь небольшую часть комнаты, непосредственно перед роялем. Ничего не говоря он повернул голову в сторону двери, и приготовился сделать шаг, но с ним вновь заговорил незнакомец. Его голос звучал уверенно, но вместе с тем и деликатно в нем не было никаких повелительных нот, выдерживая паузы он произнес: “Ничего не получится, если ты уйдешь”.

Музыкант застыл на месте, по его телу от макушки до пяток пробежали мурашки. Ему вдруг стало очень страшно, но какая-то неведомая сила не позволила ему открыть дверь и бежать без оглядки. Это не было внешним воздействием, музыкант отчетливо осознавал это. В этот момент, в нем, вопреки любому здравому смыслу и чувству самосохранения, возникло еще одно чувство. Очень сильное и непреодолимое желание получить нечто, некое знание, он вдруг понял, что незнакомец владеет им. Он знает про неудачи, все о нем самом, и, черт возьми он безусловно знает про условие, которое он поставил себе в этот вечер. Он застыл на одно мгновение, его сознание дрогнуло, от неожиданного вопроса: “Неужто он знает про Розу? – спросил он сам у себя и тут же дал ответ – Безусловно! – все было предельно ясно и его накрыло волной спокойствия”.

В голове у музыканта кружился целый сонм мыслей, идей и гипотез, но не хаотически. Быстрыми триолями они заполняли все пространство, он осознал, что это его шанс, каковой более в его запутанной жизни может не представится. Незнакомец не просто так явился столь странным образом к нему этой ночью, возможно он даст ключ, некое универсальное знание, которое позволит сшить разорванное по кускам сознание единой нитью, как лоскутное одеяло. Для него нет ничего важнее, чем закончить свое творение именно сегодня, от этого и будет зависеть… Жизнь музыканта была полна противоречивых моментов, он видел разных людей, но от незнакомца ему было действительно не по себе. Настолько яркое и очевидное чувство…, чем дольше музыкант находился рядом с ним, тем очевиднее было то, что незнакомец не просто источал, а напрямую транслировал, одним лишь своим незримым присутствием, леденящий душу страх и невероятную, неотвратимую близость самой смерти.

Ветерок, еле уловимым движением качнул в очередной раз тончайший тюль занавесок и подобно серой мыши пробежал легко и неслышно по паркету к самым ногам музыканта, забрался под одежду и скользнул холодком по коже.    

Незнакомец молча ждал, музыкант абсолютно точно знал, чего именно. С каждым своим вздохом он понимал, что страх не уйдет, ужас лишь возрастал, но вместе с тем и увеличивалось другое чувство, - неистового желания. Ему оставалось лишь решить, - принять эту игру или нет? На кону будет стоять его жизнь, а может и нечто большее, но призом может быть самое желанное и искомое, в другом же случае он просто выйдет из номера и все кончится, но тогда он не допишет свое произведение.

Что может быть благороднее и трагичнее, чем борьба с самой смертью, во имя определенной цели?! Cхватка тореадора с быком, - vida y muerte.

Музыкант, выдохнул всей грудью и не сводя пристального взгляда с дальнего неосвещенного конца комнаты медленно и неуверенно присел на стул, поправив рукой волосы он подтянулся, выпрямился и кинул взгляд на пюпитр, где на желтой бумаге, на разлинованном стане роились черные точки - ноты, нагромождения исправлений и кляксы. Одного только взгляда на это безумие было достаточно для того, чтобы сделать вывод о долгой и трудной работе, безуспешной и мучительной. Наконец, он бросил уверенный взгляд во тьму и произнес:

“Я согласен, - но его голос прозвучал очень высоко, почти по-детски, смутившись он добавил, - Начнем“.

“Очень хорошо, - отозвался спокойный ледяной голос, - Правила просты – мы будем беседовать, ты волен задавать интересующие вопросы. Мы несколько ограничены во времени, так что, если перед рассветом произведение не будет закончено… - он сделал долгую паузу, затем легко и непринужденно бросил: - Вы умрете”.

Музыкант, встал со своего стула налил в чашку воды из графина, застыл на некоторое время проверяя жемчужные пуговицы своей рубашки, затем спросил:

• Кто вы?
• Можешь называть меня Давид. Позволь я предупрежу твой следующий вопрос. Да, я пришел убить, но не потому, что пришло твое время или меня об этом кто-то попросил. Ваша кровь Луис! Мне нужна ваша кровь! Но еще больше мне нужна твоя жизнь. Почему я не напал на вас сразу, без разговоров? Признаюсь, когда-то давно я хотел твоей смерти, напиться вволю так сказать напоследок терпкого вина и в сладострастной неге сгинуть во тьме, но произошло нечто неожиданное, невиданное доселе, - мне открылся новый мир. Все дело в том, что я повидал на своем веку совершенно разных людей. Их кровь на вкус совершенно одинакова, мне прискучило, тогда меня и посетила мысль немедленно покончить с вами. Однажды, терзаясь этим чувством я пришел на концерт, долго всматривался в вас с ложи, затем мне понравилась одна женщина, ее запах. Я помню, как она, всматриваясь в лорнет, ловила с жадностью каждое твое движение, каждый звук. Все существо её трепетало, а по телу расходилась сладкая истома и собиралась в нижней части живота. Она слушала ваше пение, Луис! Когда же я ощутил вкус ее крови, на меня нахлынули воспоминания жертвы, эмоции и весь диапазон чувств за всю её недолгую жизнь. Убил ли я ее? – Нет! Просто не смог, меня охватило нечто!  Я всю ночь бегал, как маленький ребенок по крышам, всматривался в отражение луны в черной реке, меня охватило знакомое людскому роду чувство – ebrietas, чувство опьянения. И… Я прозрел! Вы называете это Эросом - олицетворением всеобъемлющей любви и жизни, находящимся в вечном противостоянии с Танатосом – олицетворением влечения к смерти, агрессии и деструкции. Это было для меня настоящим откровением. Ты мне нужен Луис, как и я тебе.