– Ну сколько можно ждать!
Андрей демонстративно (хотя было бы перед кем позировать), резко вскидывая локоть, задирает рукав пиджака, хмурит лицо в циферблат своих часов и упирает взгляд в пустыню.
Я тоже смотрю в ту сторону и облизываю губы. Морщусь от соли на языке. Где-то там, в бесконечности от нас, солончак подпирает блеклое небо. Пустыня, белая и соленая, светится на солнце, ослепляя меня своей пустотой. Я крепко закрываю глаза, и ее негатив остается на изнанке моих век.
– Сразу ведь было понятно, что он не придет, – ворчу я, промаргиваясь. – Почему было не приехать сразу к нему?
– Потому что мы отправили ему повестку! – Андрей раздражительно мотает головой в сторону пустыни. – Они меня задрали уже! Хоть кто бы уважение проявил! Нет, лежат себе, сволочи!
– А ты их сразу к себе в кабинет вызывай, может, испугаются, – говорю я саркастически и подергиваю за ворот рубашки, чтобы впустить внутрь воздух.
– Нет, от этого вообще никакого толка. Пробовал, – Андрей не чувствует явной издевки в моем голосе. – Паша вон вообще только так их и вызывал. Никто за месяц не явился. А ему по шапке настучали. Из-за них, гадов.
Я снова смотрю в пустыню. Мы стоим здесь около получаса в ожидании. У меня уже устали ноги.
– Слушай, – я немного приспускаю галстук, – у тебя никогда не возникало желания уволиться к чертям, а?
– Неа, как без работы-то? – раздраженно кидает Андрей. – Хватит уже дичь нести...
Я пожимаю плечами, засовываю руки в карманы и сразу же их достаю, потому что в карманах жарко.
– Знаешь...
– Иггггго! – перебивает меня лошадь, заставляя вздрогнуть и резко обернуться.
Я уж забыл про нее. Лошадь смотрит на меня темными глазами, холодные хрустальные шары с таящейся в тумане усталостью. Она выглядит, как обтянутая старой шкурой батарея. Я жалобно смотрю на пару колючек, оставшихся после нашей лошадки от какого-то чахлого растения.
– Заткнись, – буркаю я ей. И снова обращаюсь к Андрею: – Так вот, у меня есть слабое предчувствие, что он сегодня не откликнется на твою повестку.
– У меня тоже.
Мы молчим. Я достаю из-за пазухи сигареты и закуриваю.
– Может быть, стоит все-таки самим к нему прийти?
Андрей поворачивается и досадливо морщит лицо.
– Да я уже задолбался к нему ходить! Какого хрена-то, а? Я ему школьник какой-то, бегать туда-сюда постоянно?! А?!
Я молча пожимаю плечами.
– Эх, ладно... Пошли. Я ему, сволочи, я ему... – Андрей не заканчивает. Он дергаными шагами идет к лошади и запрыгивает на нее. – Ты едешь, нет?
– Я рядом пойду. Ты же не собираешься ее галопом гнать?
Андрей вопросительно, с легким удивлением смотрит на нашу клячу. Кляча дергает ухом и издает какой-то жалобный взбурк. Я выдыхаю дым носом.
– Ладно... – Андрей, видимо, так до конца и не понял, что наша лошадка скоро отдаст концы. – Ладно... – Он вяло вскидывает поводья и лошадь трогается. Трогается так тяжело и натужно, что у меня сердце кровью обливается – с паузами после каждого шага, тело ходит из стороны в сторону. Ужас!
Я иду рядом с ними. Это несложно.
Где-то через семьдесят метров мы останавливаемся перед большим желтым куском сланца. Размером – примерно с обувную коробку, валяется, такой, острый и неотесанный, и не чешется даже. Из-под него торчит несколько бумажек А4, но я их не трогаю, а просто отхожу немного вбок.
Тем временем Андрей спрыгивает с лошади, срывает с седла свой портфель и широкими шагами направляется к камню, на ходу начиная:
– Камень номер семьсот двадцать восемь! Вы в седьмой раз не реагируете на мою повестку! Какая уважительная причина у вас на этот раз?! А?! – Андрей, не сгибая ног, складывается чуть ли не пополам, вперивая гневный взгляд в камень.
Я с интересом смотрю на камень номер семьсот двадцать восемь. Камень же не удостаивает нас взглядом вообще.
– Все молчите, номер семьсот двадцать восемь, опять вы все молчите... – Андрей резко разгибается и смотрит на камень сверху с выражением брезгливости и даже презрения. – Потому что боитесь. Делов наделали, а ответить за них не можете, вот так вот, – Андрей присаживается на одно колено и раскрывает портфель, продолжая: – Знаете же, знаете лучше меня инструкцию номер шестьдесят восемь дробь два точка десять четыре пять! Пункт девяносто два, а? «Камень не имеет права самовольно оставлять участок, к которому приписан. Для оставления участка приписания камню необходимо разрешение, выдаваемое уполномоченным органом в порядке, предусмотренном законодательством», – цитирует Андрей сухим бюрократическим голосом, а потом орет прямо в камень: – У тебя разрешение есть, а?! Где у тебя разрешение?! Нет его! Я его тебе не давал, а ты на моем участке! Был... – Андрей переводит дух и продолжает тяжело: – В общем, все, ты мне нервы потрепал, я тебе больше никаких предупреждений, – он достает из портфеля чистый бланк представления и ручку и начинает нарочито громко бубнить себе под нос: – «Представление... об устранении... нарушений...»
Я опять закуриваю и отхожу к кляче, чтобы не мешать. Сейчас Андрей внесет камню представление об устранении нарушений требований законодательства о свободе перемещения. Это плохо для камня, но камень сам довел Андрея. Знал, все-таки, с чьего участка сваливает, гад такой. Хотя, возможно, камень прав. Возможно, это наши картографы опять понапутали что-то при очередном перераспределении обязанностей по территории. Они это умеют, в прошлый раз мне достался участок метр на метр. С ним было легко, но потом опять перерасчет, участки поменяли, еще и архивщики наши решили реестры камней подновить... Так что теперь половина отдела территориального надзора за исполнением законов, то есть, нашего отдела бегает по пустыне за своими камнями. А камни обратно хрен вернутся. Камни, они такие. Без боя не сдаются. Все ждут, пока к ним приставы не заявятся.
Отредактировано: 25.02.2018