Сквозь зеркала. Обрученные холодом. Книга 1

Предостережение

Тихий стук в металлическую дверь потонул в шуме двигателей. Офелию и ее маленький поднос с дымящейся чашкой окутывала полутьма. Однако светильники в коридоре позволяли различать полосатую обшивку стен, номера кают и вазоны с цветами. 

Офелия с бьющимся сердцем постояла еще немного, ловя звуки по другую сторону двери. Тишину нарушал только мерный рокот моторов. Одной рукой ухватив покрепче поднос, другой она еще раз стукнула в дверь. Но никто не открыл. 

Ну что ж… Значит, она вернется попозже. 

Держа поднос обеими руками, Офелия осторожно развернулась, чтобы уйти. И тут же вздрогнула от толчка в спину. Дверь каюты распахнулась! 

На пороге, во весь свой гигантский рост, стоял Торн, устремив на нее безжалостный взгляд. Слабенькие светильники не смягчали, а, наоборот, подчеркивали резкие контуры его лица, шрамы на виске и на лбу. 

Офелия подумала: «Нет, он решительно слишком высок для меня». 

– Что вам угодно? 

Торн произнес это ровным голосом, со своим северным акцентом, четко выделявшим каждую согласную. 

Офелия протянула ему поднос: 

– Тетя попросила принести вам отвар. 

Крестная наверняка осудила бы ее откровенность, но Офелия не умела лгать. Торн, неподвижный как скала, не шевельнул и пальцем, чтобы взять чашку. «Может, он вовсе и не презирает меня? – подумала Офелия. – Может, он просто туго соображает?» 

– Это липовый отвар, – добавила она. – Кажется, он успо… 

– Вы всегда говорите так тихо? – грубо прервал ее Торн. – Вас едва можно понять. 

Помолчав, Офелия ответила еще тише прежнего: 

– Всегда. 

Наморщив лоб, Торн разглядывал ее так, словно старался найти в этом намеке на женщину хоть что-нибудь достойное интереса. Тяжелые темные волосы, очки, изношенный шарф… Еще несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Офелии показалось, что Торн хочет вернуться в каюту, и она отступила на шаг. Торн развернулся и прошел к себе. А Офелия так и осталась у двери, со своим бесполезным подносом. Казалось, жених начисто забыл о ее присутствии в коридоре. Но при этом хотя бы не захлопнул за собой дверь. 

Со своего места Офелия разглядывала его каюту. Мягкий раскладной диванчик, ночью служивший постелью, багажная сетка, в глубине – столик с письменным прибором, вот и вся обстановка. Торн зажег лампу, небрежно сбросил медвежью шкуру на диванчик и оперся обеими руками на столик. Здесь он, видимо, работал – столик был завален альбомами и исписанными листками для заметок. Торн стоял не шевелясь, и Офелия никак не могла понять, чем он занят – читает или размышляет. 

Она внимательно изучала его фигуру. Напряженная поза, костлявые запястья, выглядывающие из рукавов, острые лопатки под камзолом, длинные сухощавые ноги. Казалось, будто ему неудобно в этом слишком большом и слишком худом теле. 

– Вы еще здесь? – проворчал он, даже не соблаговолив обернуться. 

Офелия поняла, что пить ее отвар он не собирается, и стала прихлебывать из чашки сама. Горячий настой приятно согревал. 

– Я вас отвлекаю? – прошептала она. 

– Вы не выживете. 

У Офелии замерло сердце. Она выплюнула отвар в чашку, испугавшись, что поперхнется. 

А Торн упрямо стоял к ней спиной. Девушка дорого дала бы, чтобы взглянуть ему в лицо и убедиться, что он не шутит. 

– Где именно я не выживу? 

– На Полюсе. При дворе. На свадьбе. Пока не поздно, возвращайтесь под крылышко своей матери. 

Растерянная Офелия ничего не понимала в этих смутных угрозах. 

– Вы меня отвергаете? 

У Торна дернулись плечи. Он слегка развернул свое длинное тощее тело и бросил на девушку презрительный взгляд. Офелия не могла понять, от чего кривится его рот: то ли это усмешка, то ли гримаса… 

– Отвергаю? – едко переспросил он. – Поистине, у вас слишком идиллические представления о наших нравах. 

– Тогда я ничего не понимаю, – прошептала Офелия. 

– Заверяю вас, что наш брак мне так же отвратителен, как и вам. Но я принял на себя это обязательство как перед вашей семьей, так и перед моей собственной. И мне придется дорого заплатить, если нарушу клятву. Очень дорого. 

До Офелии не сразу дошел смысл его слов. 

– Если хотите знать, мне этот брак нужен не больше, чем вам. Но, отказавшись от него без веских оснований, я опозорю семью и буду беспощадно изгнана и проклята. 

Торн еще сильнее нахмурил брови, одну из которых рассекал шрам. Казалось, он ждал от Офелии совсем не такого ответа. 

– И все же ваши обычаи гораздо мягче наших, – чуть спокойней возразил он. – Я имел возможность лично изучить гнездышко, где вы росли. Оно не имеет ничего общего с миром, в который вам предстоит попасть. 

Пальцы Офелии непроизвольно сжали чашку. Торн явно старался ее запугать, и это ей очень не нравилось. Она прекрасно понимала, что не нужна ему, и не сердилась. Но то, что он хотел свалить на нее всю ответственность за разрыв, было похоже на трусость. 

– Вы намеренно сгущаете краски, – с упреком сказала она. – Какую пользу обе семьи надеются извлечь из нашего брака, если я рискую не выжить? Либо вы придаете моей особе слишком большое значение, что не соответствует истине… 

Она сделала паузу и закончила, внимательно следя за реакцией Торна: 

– …Либо скрываете от меня что-то важное. 

Стальной взгляд Торна стал еще пронзительнее. Теперь он глядел на девушку не через плечо, сверху вниз, а прямо, испытующе, потирая плохо выбритый подбородок. И нервно мигнул, заметив, что шарф Офелии, спускавшийся до пола, заметался, как хвост раздраженной кошки. 

– Чем больше я вас рассматриваю, тем больше убеждаюсь, что мое первое впечатление меня не обмануло, – проворчал он. – Вы слишком слабенькая, слишком вялая, слишком избалованная… Вы не созданы для того места, куда я везу вас. Если вы последуете за мной, то вряд ли переживете зиму. Решайте сами. 

Офелия храбро выдержала его вызывающий взгляд. В ее памяти всплыли слова старого крестного, и она с удивлением услышала собственный ответ: 

– Вы меня плохо знаете. 

Придерживая поднос, она отступила дальше в коридор и медленно, аккуратно закрыла за собой дверь. 



Прошло еще много дней, а Офелия так и не увидела Торна ни в столовой, ни на палубе. Их разговор привел девушку в полное недоумение. Ей не хотелось волновать тетку, и она солгала, сказав, что Торн был очень занят и не принял ее. Крестная принялась строить новые планы сближения жениха и невесты. А Офелия лихорадочно размышляла, покусывая кончики своих старых перчаток. (Она делала это от волнения, подобно тому как некоторые люди кусают ногти.) Какую роль в дипломатических интригах отвели ей Настоятельницы? Действительно ли Торн занимает прочное положение при дворе? И о каких опасностях он говорил – о реальных или выдуманных? Может, он просто хотел напугать ее, чтобы заставить вернуться домой? 

Настырная Розелина не оставляла племянницу в покое, а Офелия хотела спокойно подумать в одиночестве. Наконец она заперлась в туалете дирижабля, сняла очки и приникла лбом к холодному иллюминатору. Из-за снега, налипшего на стекло, ничего не было видно, но она знала, что снаружи сейчас темно. Солнце, побежденное полярной стужей, не показывалось уже три дня. 

Внезапно лампочка на потолке нервно замигала, а пол под ногами Офелии затрясся. Она вышла из туалета. Дирижабль стонал, скрипел, трещал и рвался с причальных канатов под напором жуткого снежного бурана. 

– Как, ты еще не готова? – ахнула тетушка Розелина, выйдя в коридор. Она была закутана с головы до ног в пышные меха. – Собирай поскорей вещи и надень шапку, если не хочешь закоченеть еще до выхода! 

Офелия натянула на себя две шубы, теплую шапку, рукавицы поверх перчаток и обмотала вокруг шеи свой нескончаемо длинный шарф. В результате она так закуталась, что не могла даже пошевелить рукой. 

Экипаж уже начал выгружать пассажирские чемоданы. Ветер, режущий как стекло, врывался в дирижабль через открытый люк, засыпая пол снегом. От жгучего мороза у Офелии на глазах выступили слезы. 

Торн, невозмутимый, бесстрастный, в медвежьей шубе, развевающейся на бешеном ветру, без колебаний спустился по трапу. Когда Офелия, в свой черед, вышла в снежную круговерть, ей показалось, что легкие тут же забились льдом. От снега, налипшего на очки, она почти ослепла. Канаты, служившие перилами трапа, скользили под рукавицами. Каждый шаг стоил неимоверных усилий, пальцы ног заледенели в ботинках. Откуда-то сзади, сквозь завывания ветра, до нее донесся голос тетки: 

– Смотри, куда ставишь ноги! 

Этого окрика было достаточно, чтобы Офелия тут же поскользнулась. Она судорожно вцепилась в канат, чувствуя, что нога повисла над пустотой. Какое расстояние отделяет ее от земли, девушка предпочитала не знать. 

– Спускайтесь осторожней, – посоветовал кто-то из экипажа, поддержав ее под локоть. – Ну, вот так! 

Офелия ступила на землю, чуть живая от страха. Ветер распахивал ее шубы, вздымал подол платья, потом сорвал шапку, которая мгновенно куда-то улетела, и начал трепать волосы. Девушка попыталась рукавицами смахнуть снег с очков, но тот намертво прилип к стеклам. Ей пришлось снять очки, чтобы оглядеться. Но куда бы ни упал ее близорукий взгляд, вокруг были только мрак и снег. Она даже потеряла из вида Торна и тетку. 

– Давайте руку! – прокричал какой-то человек. 

Она растерянно протянула ему руку и тут же очутилась в санях, которые прежде не заметила. 

– Держитесь крепче! 

Девушка вцепилась в бортик саней. Все ее тело, скованное холодом, сотрясалось от толчков. 

Над ее головой непрерывно свистел бич, подгоняющий собачью упряжку. Сквозь прищуренные веки Офелия смутно различала светящиеся полосы, которые переплетались между собой во мраке. Это были фонари. Сани мчались по городу, разметая белые вихри по тротуарам и стенам домов. Казалось, эта бешеная гонка в снегах не кончится никогда… Но тут сани наконец замедлили бег. 

Упряжка въехала на величественный подъемный мост.