Сквозь зеркала. Обрученные холодом. Книга 1

Память о прошлом

Из коридора в коридор, от лестницы к лестнице, Офелия и Гаэль добрались до верхнего этажа Лунного Света, ухитрившись избежать встречи с жандармами. С каким облегчением Офелия закрыла за ними обеими дверь и заперла ее на ключ! Бросив плащ Торна на стул, она первым делом убедилась, что Беренильда спит, а потом указала Гаэль на диван, где тетушка Розелина беспокойно ворочалась с боку на бок, словно ее мучил дурной сон. 

– Один из Миражей отправил ее в далекое прошлое, – еле слышно прошептала Офелия. – Вы сможете вытащить ее обратно, в нашу реальность? 

Гаэль присела на корточки рядом с диваном и устремила пристальный взгляд на тетушку Розелину. Она долго смотрела на нее, крепко сжав губы… 

– Хорошая работа, – пробурчала она наконец. – Мои поздравления тому, кто это сделал. Он большой искусник. Где я могу помыть руки? Они у меня все в смазке. 

Офелия налила воды в тазик Беренильды, нашла мыло. Она так нервничала, что пролила воду на ковер. 

– Так вы сможете ей помочь? – жалобно спросила девушка. 

– Вопрос не в том, смогу ли я ей помочь, а в том, почему я должна ей помогать. Во-первых, кто она такая, эта женщина? Подруга вашей Драконши? – осведомилась Гаэль, бросив презрительный взгляд на кровать Беренильды. – В таком случае мне тут делать нечего. 

Офелия умоляюще посмотрела на мрачный монокль, мысленно взывая к Нигилистке, скрывавшейся за черным стеклом. 

– Поверьте мне, единственная вина этой женщины состоит в том, что я ее племянница. 

И она уловила за непроницаемым стеклом то, чего так истово ждала, – искру гнева. Гаэль всеми силами души ненавидела несправедливость. 

Женщина села напротив дивана и вынула из глазницы монокль. Ее левый глаз, темный, как бездонный колодец, иронически оглядел апартаменты Беренильды. Гаэль хотела показать Офелии, что собой представляет в действительности этот иллюзорный мир. Всё, на что падал ее взгляд, тут же изменяло свое обличье. Роскошный ковер оказался дешевой циновкой. Из-под элегантных расписных обоев выступила сырая заплесневелая штукатурка. Фарфоровые вазы превратились в грубые глиняные горшки. Балдахин был изъеден молью, ширма продырявлена, кресла провалены, чайные чашки из сервиза выщерблены. Иллюзия таяла под безжалостным взглядом Гаэль, но стоило ей отвести глаза, как видение возрождалось снова. 

«Здесь прячут грязь под тройным слоем лака», – так выразился Арчибальд. Только теперь Офелия поняла насколько он был прав. Она больше никогда не сможет видеть Лунный Свет таким, как прежде. 

Гаэль склонилась над спящей тетушкой Розелиной и легонько приподняла старушкину голову. 

– Как ее зовут? 

– Розелина. 

– Розелина, – повторила Гаэль, пристально всматриваясь в лицо спящей. 

Сомкнутые веки тетушки дрогнули. Все ее тело охватили жестокие судороги. Но Гаэль еще крепче стиснула тетушкину голову, направив на нее поток своей воли. 

– Розелина, – шептала она. – Возвращайтесь, Розелина! Идите за моим голосом, Розелина! 

Содрогания прекратились. Гаэль опустила голову Розелины на подушку и поднялась со стула: 

– Ну ладно, я побегу. Ренар ни черта не смыслит в механизмах, а машины сами собой не ремонтируются. 

Офелия сидела в полной растерянности. Тетушка Розелина по-прежнему покоилась на диване с закрытыми глазами. 

– Мне кажется, она еще не проснулась… 

Гаэль улыбнулась уголком рта, давая понять, что все в порядке. 

– Она должна еще немного поспать. Главное – не буди ее, не пугай. Она обязательно очнется, но не сразу. Можешь мне поверить, ей предстоит вернуться издалека. Еще несколько часов – и я бы уже не смогла ее оттуда вытащить. 

Офелия обхватила себя руками, стараясь унять дрожь. Внезапно она осознала, что вся горит. Ей чудилось, что ее больное ребро бьется в том же ритме, что и сердце. Это было больно и одновременно успокаивало. 

– Что с тобой? – встревожилась Гаэль. 

– Ничего, ничего, все в порядке, – ответила Офелия со слабой улыбкой. – Я просто переволновалась. И я никогда еще не была так счастлива. 

– Ну, стоит ли так сильно переживать! – ответила Гаэль, совершенно сбитая с толку. 

Офелия посмотрела ей в глаза: 

– Я вам так обязана! Не знаю, что нам готовит будущее, но вы всегда найдете во мне надежную союзницу… 

– Хватит красивых слов! – прервала ее Гаэль. – Не хочу тебя огорчать, моя козочка, но в будущем двор тебя либо уничтожит, либо прогнет под себя. А знакомство со мной не очень-то престижно. 

Нигилистка задумчиво, почти сочувственно взглянула на тетушку Розелину и со свирепой усмешкой ущипнула Офелию за нос. 

– Если и впрямь хочешь меня отблагодарить, то не становись одной из них. Выбирай друзей по себе, не лезь в придворные игры, следуй своим путем. И поговорим через несколько лет, идет? 

Она открыла дверь и на прощание махнула рукой: 

– До встречи! 

Гаэль ушла, и Офелия снова заперла дверь. Потом склонилась над тетушкой Розелиной и нежно погладила ее по волосам, стянутым в тугой пучок. Девушке ужасно хотелось разбудить тетку, убедиться, что она благополучно выбралась из прошлого, но Гаэль не советовала спешить… 

И самое лучшее, что можно было сейчас сделать, – это поспать. 

Офелия широко зевнула. Ей казалось, она бодрствовала целую вечность. Девушка стащила с головы чепчик, развязала передник, сбросила туфли и почти упала в кресло. Когда она взмыла в небо и полетела над лесами, городами и странами, то поняла, что спит и видит сон. Она парила над древним миром, тем, который некогда был одним огромным шаром, круглым, как апельсин. И явственно, с поразительной четкостью различала внизу всё до мелочей: и солнечные блики на воде, и пышную листву деревьев, и городские бульвары… 

Но внезапно все заслонил огромный цилиндр. Он рос и рос, и вот уже из-под его полей показалась кисло-сладкая улыбка Арчибальда. Вскоре посол затмил собой весь пейзаж. В руках у него была раскрытая Книга Фарука. 

– А ведь я вас предупреждал, – сказал он Офелии. – Все ненавидят интенданта, а интендант ненавидит всех. 

Офелия решила, что ей не нравится такой сон, и открыла глаза. Несмотря на тепло, идущее от обогревателя, ее сильно знобило. Наверно, у нее жар. Девушка встала и начала искать, чем бы укрыться, но единственное свободное одеяло она отдала тетушке Розелине. По иронии судьбы, в распоряжении Офелии оставался только плащ Торна. Что ж, она была не настолько горда, чтобы пренебречь им. Закутавшись в плащ, Офелия свернулась клубочком в кресле. Стенные часы начали отбивать удары, но у нее уже не осталось сил их считать. 

Кресло было страшно неудобное, в него набилось слишком много народу. Хоть бы они замолчали поскорее, иначе старому интенданту так и не удастся заснуть… О чем они там болтают? Ну конечно, о еде, им только этого и надо. «Нам не хватит съестных припасов!» «Поднимем цены на продукты!» «Накажем браконьеров!» Интенданту были отвратительны их толстые животы, но больше всего он ненавидел Фарука… Нет, решительно, здесь не удастся заснуть. Как хотелось покинуть это место, вырваться наружу, в реальный мир и вдыхать свежий ветер, пока легкие не очистятся от смрада… Но, увы, не хватало времени. Да, вечно не хватало времени, ведь приходилось заседать в парламентах, в судах… У старого интенданта было бессчетное количество врагов, но его неумолимая логика всегда одерживала верх над их кознями… Они уже не раз пытались навязать ему секретаря, чтобы тот проверял, насколько беспристрастно старик ведет дела. И если враги обломали об него зубы, то лишь потому, что интендант доверял одним только цифрам. Не совести, не этике – только цифрам! Итак, о секретаре… 

Он обладал безупречной памятью, которая никогда его не подводила. Это вызывало ярость старого интенданта. Он считал секретаря вредным насекомым, конкурентом, готовым вытолкнуть его за дверь и занять вожделенную должность. Вот кретин! Ему не суждено было узнать, что под упрямым молчанием секретаря скрывалось только одно – стремление заслужить его похвалу. В день смерти старого интенданта секретарь был единственным человеком, скорбевшим о нем… 

Но это случится позже, а сейчас секретарь корчился от боли. Яд. А ведь это можно было предвидеть! Не следовало доверять никому! Никому, кроме тетки. Неужели он вот так и умрет, прямо здесь, на этом ковре? Нет, ему было еще далеко до смерти… А пока он просто ребенок, серьезный и одинокий. Тетя Беренильда всеми силами старалась развлечь его, даже подарила красивые золотые часы. Но ребенок предпочитал им игру в кости. Они были непредсказуемы, полны сюрпризов, а главное, никогда не разочаровывали, в отличие от людей. 

Горечь рассеивалась по мере движения к раннему детству… Теперь мальчик носился по саду в имении Беренильды, пытаясь догнать крепыша-подростка, который дразнился, высовывая язык. Это был его брат Годфруа. Но называть его родным братом не разрешалось. Мальчик радовался, когда Беренильда приглашала Годфруа и Фрейю, пускай они иногда и причиняли ему боль своими когтями. Зато ему совсем не нравилось, когда вместе с ними приезжала их мать, которая смотрела на него с отвращением. Мальчик ненавидел ее взгляд: он разрывал ему голову, терзал внутренности, хотя никто этого не замечал. Но это было позже, намного позже, после того как его родная мать впала в немилость, после того как умер отец… 

А пока он играет в свою любимую игру с Фрейей, сидя на невысокой садовой стене, в один из редких солнечных дней. Они играют в кости, которые Годфруа сам вырезал из дерева. Фрейя бросает кости и говорит, какие действия нужно произвести. «Складывай!» «Раздели!» «Помножь!» «Отними!» Такая игра мальчику уже наскучила, он предпочел бы что-нибудь посложнее: десятичные дроби, уравнения, возведение в степень… Но ему ужасно приятно каждый раз видеть восхищенный взгляд сестры. Когда Фрейя бросает кости, мальчику кажется, что он живет настоящей, полной жизнью… 

Офелию разбудил резкий звонок. Она сонно мигала, еще не вполне очнувшись от сновидений, и растерянно оглядывала комнату. Откуда этот шум? На кровати виднелась неподвижная фигура Беренильды. Еле слышно потрескивали горевшие газовые рожки. Тетушка Розелина храпела на диване. В конце концов Офелия поняла, что звонит телефон. 

Но тут звонки смолкли, оставив после себя оглушительную тишину. 

Офелия с трудом выбралась из кресла. У нее ныло все тело, гудела голова. Жар, видимо, унялся, зато ноги были как деревянные. Она склонилась над теткой, надеясь, что та открыла глаза, но поняла, что придется потерпеть еще. Нужно было верить Гаэль. 

Пошатываясь, Офелия добрела до туалетной комнаты. Она засучила слишком длинные рукава плаща, сняла перчатки и очки, открыла кран и щедро плеснула водой в лицо, чтобы отогнать странные ночные видения. Надевая перчатки после умывания, она вдруг заметила дырочку, из которой выглядывал кончик ее мизинца… «Ах, вот в чем дело! – прошептала девушка, рассматривая прореху. – Так тебе и надо, будешь знать, как кусать швы!» 

Присев на краешек ванны, Офелия начала ощупывать просторный плащ, в который завернулась для сна. Неужели она прочитала воспоминания Торна благодаря дырявой перчатке? Но ведь плащ был одеждой взрослого человека, а она дошла до самого детства. Нет, здесь что-то не так… Девушка порылась в карманах плаща и наконец обнаружила то, что искала, под отпоровшейся подкладкой. Две маленькие игральные кости, неумело вырезанные из дерева. Вот их-то она и прочитала во сне, сама того не зная. 

Офелия посмотрела на кости с жалостью и печалью, но тут же встряхнулась и сердито сжала их в кулаке. Если ее расчетливый жених когда-нибудь и мог испытывать эмоции, то наверняка давно уже растерял эту способность, занимаясь своей карьерой. Конечно, судьба была к нему не слишком благосклонна, но Офелия не собиралась ему сочувствовать. 

Девушка сбросила с себя плащ, словно чужую кожу. В зеркале над раковиной было видно, что пластырь на щеке у нее отстал и ранка опять кровоточит. Офелия заклеила ее новым пластырем, дотащилась до комнаты и взглянула на каминные часы. Уже одиннадцать… ничего себе! Драконы, верно, давным-давно отправились на охоту. Девушка ликовала при мысли, что ей удалось избежать этой семейной обязанности. 

Телефон зазвонил снова и не смолкал до тех пор, пока не разбудил Беренильду. 

– Проклятое изобретение! – сердито воскликнула она, приподнявшись на кровати. 

Но даже не подумала снять трубку. Ее татуированные руки вспорхнули, как мотыльки, чтобы взбить слежавшиеся золотистые кудри. Сон вернул ее лицу свежесть, но измял роскошный сценический наряд. 

– Сварите нам кофе, дорогая моя малютка. Это главное,