Слабая

Слабая

Я стою в белом платье напротив тебя, ты мерзко улыбаешься. Я единственная это вижу? Боль сковывает грудь, а горькие слёзы текут по щекам. Только ты знаешь, что эта улыбка — фальшь, что мокрые дорожки на щеках вовсе не от счастья. Ты сломал меня, доволен?

— Любовь — это большое сокровище, дарованное человеку. — Регистратор что-то громко говорит, но я не слушаю, разве любовь — сокровище? Разве любовь может приносить столько горечи, разве любовь существует? Это ложь, иллюзия! Ты заставил поверить меня в это, заставил разочароваться в этом чувстве, я ненавижу тебя за это! — Прошу ответить вас, Александр.

— Согласен.

— Прошу ответить вас, Владислава.

— Согласна.

       Нет, я не согласна, да кто же меня слушать будет, никому не интересен мой настоящий ответ, никому не важно, что я медленно умираю. Ты приближаешься ко мне с улыбкой хищника, отбрасываешь фату и больно целуешь. Что-то рвётся внутри меня, а ведь когда-то мы были лучшими друзьями. Воспоминания режут душу без ножа.
 

Мы сидим на крыше, пятнадцатилетняя я собираюсь с духом и коротко выдыхаю. Я тебя любила, Саша, ты знал и пользовался этим, а я не замечала, думала, что никто не догадывается. Когда ты успел стать таким злым? Когда связался с Морозовым, грозой школы, или когда первый раз твоим родителям пришлось вытаскивать тебя из тюрьмы за жестокое избиение? А я закрывала на всё глаза, думала, что я дорога тебе и ты меня не предашь. Хочется дать себе подзатыльник за глупые надежды.

— Саша, ты… я… Саша, я тебя люблю! — Лицо в миг становится красным, и сердце бешено стучит внутри, я словно марафон пробежала.

— Я знаю. — Мои глаза удивлённо раскрываются. — Но неужели ты действительно думаешь, что такая дура, как ты может мне понравится? Да я же дружил с тобой только ради отца и матери, не понятно? Ты меня бесишь, вся такая правильная, хорошая, преданная! «Я верю тебе, Саша, никому не верю, а тебе верю!» Бесишь! Ты — кукла, никому ненужная, брошенная кукла! Проваливай, я тебя ненавижу! 

       Ты разбил мне тогда сердце, жаль, что я не сиганула с этой же крыши. Я рыдала, как никогда, тогда я перестала верить в настоящую любовь, иллюзия — вот что мы все имеем. Привязанности ломают, причиняют боль, нельзя ни к чему привыкать, всё уходит, разрывая душу на мелкие куски. В ту ночь я люто возненавидела тебя, в ту ночь я сломалась и всё светлое во мне исчезло. А через год умерла мать, отец ушёл в работу, тебя рядом не было. Я пыталась вскрыть вены и чуть не умерла, если бы не отец. После этого все острые предметы из нашего дома были убраны, а за моей спиной всегда стоял громила.

       Кто же знал, что на моё двадцатидвухлетие папа подарит мне нашу свадьбу. Привет, давно забытые срывы, здравствуйте, заброшенные в дальний шкаф таблетки! Никто особенно не хотел знать моего мнения на этот счет. Просто контракт, спасающий фирмы наших отцов. Жаль, что я тогда не сиганула с этой дурацкой крыши, жаль, что отец успел спасти меня.

       Сейчас мы стоим перед гостями, я фальшиво улыбаюсь, ты тоже, но никто не замечает, все видят только то, что хотят. Ты внезапно поворачиваешь голову в мою сторону, и улыбка превращается в оскал.

— Зрителям нужно шоу, улыбайся не так криво и утри слёзы, сучка. — Ты рывком притягиваешь меня к себе и жадно целуешь. Когда ты успел стать таким злым? Когда связался с Морозовым, или когда первый раз твоим родителям пришлось вытаскивать тебя из тюрьмы за жестокое избиение? Все кричат: «Горько», а у меня в душе все обрывается, мне жутко больно, ты сломал меня, доволен?

       Пышное платье меня жутко бесит, оно мешает передвигаться, слишком сильно сдавливает грудь, ещё чуть-чуть и я перестану дышать, а ещё эта ткань больно режет ноги, но удивляться не приходится, ведь выбирал наряд ты, Саша.

       Мы поднимаемся в лифте в нашу квартиру в Moscow-City на шестидесятом этаже, странно, я ведь говорила, что люблю высоту и хотела бы тут жить, так зачем же дарить мне такое чудо? Наверное, ты не хочешь, чтобы твоя игрушка поломалась до конца. Я уже не плачу, слёзы кончились.

       Я подхожу к окну и смотрю вниз, на город. Ночь позволяла мне быть настоящей, не скрываться за маской беспечности и радости, но ты и это у меня отнял. Холод проходится по телу, окутывая каждый сантиметр. Я обнимаю себя холодными пальцами за плечи и ёжусь. Внезапно твои руки обхватывают меня со спины, а горячее дыхание обжигает шею. Тело сиюминутно напрягается и выпрямляется.

— Ты меня боишься. — Смысла отвечать нет. Это звучит как утверждение, и ты попал в точку, Саша, сейчас я тебя до чёртиков боюсь. — Давай сегодня вечером побудем настоящими?

       Что ты задумал, Александр? Былых чувств не вернуть, слишком много боли ты мне принёс. Хотя, что я теряю? Всё равно ничего не осталось во мне, выгорело, поэтому я соглашаюсь. Но понравится ли тебе пустота, хотя зачем вообще нравится, ты ведь ничего ли меня не значишь, ведь так? Я ведь в этом уверена?

       Ты меня разворачиваешь и целуешь, не так, как в ресторане, а нежно и легко, оставляя послевкусие корицы на губах. Завтра мне будет сново больно, но сегодня я тону в твоих объятиях, дрожу от того, как ты произносишь моё имя, стону в ответ, наслаждаюсь твоим рыком, твоей злостью за то, что ты не первый. Не волнуйся, Саша, ты, на самом деле, первый, до тебя был лишь пьяный байкер, изнасиловавший меня за углом клуба. Я чудом не подхватила венерическое заболевание, о том дне напоминает лишь шрам от холодного ножа на спине, увидев который, ты ужасаешься и покрываешь тело поцелуями.

       С рассветом я просыпаюсь в твоих объятьях, странно, мне совсем не больно. Я смотрю на тебя, на твоё лицо. Куда делась та жестокость, которую я привыкла видеть, осталось лишь умиротворение. Я невольно прохожусь рукой по твоим каштановым волосам и ловлю взгляд твоих открывшихся зелёных глаз. Я не вижу в них ненависть и злобу, но замечаю ласку и заботу. Что с тобой, Александр? Я сжимаюсь, ожидая подвоха, но происходит то, чего я даже во сне видеть не смела. Ты целуешь меня и крепче прижимаешь к себе, шепча, что ты полный идиот. Откуда взялись эти глупые слёзы?

— Я люблю тебя, Влада! — Ты отчаянно сжимаешь мои плечи, словно боясь, что я растворюсь. Слова больно режут по сердцу, как долго ты будешь меня любить, могу ли я полностью окунуться в эту иллюзию или мне следует остаться в жестокой реальности? Смогу ли я ответить тебе тем же? План внезапно выскакивает в голове, я расслабляюсь и перестаю всхлипывать. Я позволяю тебе себя любить, Саша, но теперь страдать будешь ты.

       Проходит две недели, ты влюблён в меня без памяти, прямо как я когда-то. На твои признания я не отвечаю, трепетно ожидая нужного момента. Пусть внутри мне будет плохо, пусть я уже как неделю знаю, что снова люблю тебя до боли в сердце, но я заставлю тебя страдать также, как страдала я. И вот, наступает день X, ты возвращаешься с работы и я встречаю тебя в одном халате.

— Люби меня сегодня, Саша, как никогда не любил, как в последний раз, обещаешь? И ничего не спрашивай.

— Обещаю. — Ты теряешься, от чего я сама подхожу к тебе и нежно целую. В последний раз, а затем шепчу заветные три слова, от которых тебе сносит крышу.

— Я люблю тебя.

       Мой халат вместе с твоей рубашкой летят в угол, оголяя наши тела. Я нежно провожу холодными пальцами по твоему животу, а ты подхватываешь меня на руки и несёшь к кровати. И вот снова я кричу твоё имя, шепчу тебе на ушко нежности, а ты рычишь мне в губы, нежно их целуешь и, по-моему, правда любишь меня по — настоящему.

       Ты лежишь на кровати и куришь, а я встаю, накидываю рубашку и, открыв окно, смотрю вниз. Высоко. Затем медленно поворачиваюсь к тебе и вглядываюсь в последний раз в твоё напряжённое лицо, запоминаю твои черты. Мне будет этого не хватать, наверное. Ты медленно встаёшь и хочешь подойти ко мне, на что я вскидываю руку, останавливая тебя. Слава Богу, что здесь есть полностью открывающееся окно, это упрощает задачу. Грудь сковывает от боли, разве так должно быть, разве любовь должна дарить такие страдания, когда это стало нормой? Не верю, ни в любовь, ни в себя, ни в тебя!

       Всё это — иллюзия, не больше. Не хочу быть слабой, хотя я уже такая. Я не жалею, тебе меня не отговорить, хотя ты и не пытаешься. Как скоро пройдёт твоё наваждение, как скоро я начну заставать тебя с другими? Ты сломал меня тогда, ломаешь сейчас, а теперь, пока есть возможность, я хочу сломать тебя. Прочувствуй всю мою боль, переживи всё то, что пережила я. Только вот тебе будет больнее, ведь меня никаким контрактом не вернуть.

— Прощай, Саша

       Под твой громкий крик, я откидываюсь назад, улетая в лучшую жизнь, только теперь я свободна. На секунду мне показалось, что ты выпрыгнешь вместе со мной, тогда бы всё пошло не по плану, но ты, слава Богу, дорожишь своей жизнью больше моего. Всё замедляется. Вот твои руки почти ухватили мои, но ты не успел, вот твоё искажённое болью лицо отдаляется от меня, а ветер подхватывает мои волосы цвета пшеницы. Как же мне хорошо, так легко! Темнота постепенно окутывает меня в объятья, тут так хорошо. Я последний раз облегчённо выдыхаю. Я давно уже мертва, теперь не только душевно.

       А знаешь что я напоследок представляю? Вот ты с взъерошенными волосами, в одних спальных штанах и бутылкой виски в руках подходишь к тумбочке, находишь записку со свёрнутым в неё положительным тестом на беременность. Там, на белом клочке бумаги, написано то, что добьёт тебя окончательно: