Слепое отчаяние

*

Это, должно быть, шутка. Новый симптом – зрительная галлюцинация. Ничем иным невозможно объяснить нахождение биста в моем сарае.

Осень в этом году выдалась ранняя и злая. К середине октября деревья скинули листву и теперь жалобно качали голыми ветвями под порывами шквалистого ветра. В низинах и прогалинах не спешил таять первый снег, температура днем не превышала пары градусов, а ночью опускалась ниже нуля, покрывая воду тонкой пленкой льда. Уже на подъезде к старому отцовскому дому в богом забытой глуши я пожалела о своем решении покинуть цивилизацию и поразмыслить о неизбежном грядущем. Мне казалось, в окружении леса, тишины и звездного неба я смогу если не принять, то хотя бы смириться… но стылый воздух и гнетущая атмосфера брошенного жилья вернули к более приземленным планам. Запоздало я подумала, что следовало заранее отправить сюда людей для подготовки дома к заселению.

Генератор запустился с большой неохотой. Дом отапливался электричеством, но никто не следил за состоянием ТЭНов – да и всей системы в целом, – так что на быстрый нагрев я не рассчитывала и воспользовалась запасным вариантом: отправилась топить печь. Последний раз мне приходилось делать это в далеком детстве, но, на удивление, получилось с первого раза. Подержав озябшие пальцы у открытого огня, я переобулась в найденные в шкафу валенки, накинула капюшон поверх шапки и отправилась за дровами: в поленнице у печки закончились.

Сорванный замок валялся на земле. Я постояла у двери, гадая, кому в этом захолустье могло понадобиться залезть в сарай. Внутри, на первый взгляд, всё было на местах. Разве что у дальней стены валялся старый безразмерный тулуп деда. Я подошла ближе…

Рука, выпроставшаяся навстречу, не была человеческой. Пальцы зафиксировали мою лодыжку в жестком захвате, когти легко разрезали войлок. Тулуп поднялся горбом, обнажая жуткое, покрытое сочащимися ранами, чешуей и ожогами создание.

Бист. Здесь, за тысячу километров от ближайшего исследовательского центра. Полумертвый, упрямо цепляющийся за жизнь и изучающий меня больными воспаленными глазами без намека на зрачок.

Я схватила ближайшее полено, огрела его по спине – он содрогнулся всем телом, зашипел, – и снова, задела, наверное, рану, потому что он отпустил меня, сворачиваясь клубком. Я сделала пару шагов назад.

Бисты в буквальном смысле упали с небес: рабочая гипотеза состояла в том, что их корабль не справился с земным притяжением. Инопланетный объект и найденные на обломках живые организмы наделали много шума. Правительство быстро распределило пришельцев по лабораториям, официально опровергнув состоявшийся контакт. Но для меня, спасибо фамилии и деньгам, не составило труда выяснить правду. А после договориться с нужными людьми о финансировании исследований в обмен на информацию и предоставление чужеродного генома для личных целей.

Несколько месяцев упорного труда и огромных вложений не окупились. Моя болезнь прогрессировала, а в клетках одновременно похожих и непохожих на нас существах не был обнаружен секрет возможного исцеления. И я уехала. Прочь от иссушающей надежды.

Чтобы найти биста у себя в шкафу.

В задумчивости я набрала дров и вернулась в дом. Электрика потихоньку оживала, батареи потеплели. В комнате с печкой даже воздух прогрелся. Я прилегла на диван, пережидая головокружение.

Некоторые защитные механизмы бистов роднили их с пресмыкающимися. Он явно не первый день спасается от голода и холода в том сарае. Но, судя по воспалившимся ранам, зиму ему не пережить. Было бы преступлением с моей стороны проигнорировать его существование и позволить этому проявлению инопланетной жизни бесцельно сдохнуть. Нет. Мои ресурсы вполне позволят переместить его в частную лабораторию. Ученые миндальничали, боясь загубить любого из столь малочисленных испытуемых, и потому могли что-то упустить. Но мне плевать на развитие науки в целом, меня интересует только собственная жизнь. И если для ее спасения понадобится вскрыть биста, едва ли его смерть приведет к моим кошмарам.

Приняв решение, я потянулась за смартфоном.

***

  – Надеюсь, вы понимаете, от чего отказываетесь.

Лед в моем голосе должен был заставить собеседника одуматься, но профессор только поморщился.

 – Поймите меня, Алина Игоревна, при всем моем желании – не могу. Никак. Вы же знаете, что сейчас творится в стране! Каждый человек на вес золота. Дайте мне неделю – всего неделю, – и я весь в вашем распоряжении.

Я молчала.

Он потер висок.

 – Без ножа меня режете, – вздохнул. – Хорошо. Могу пока отправить к вам своего ученика.

 – Нет, – резко возразила я, ожидая совсем не этого предложения. – Чем меньше людей в курсе, тем лучше.

 – Ваша правда, – снова тяжело вздохнул Вороненков. Заговорил проникновенно: – Алина. Мы с вами не первый год знакомы. Разве я когда-либо вас подводил?

Какое тактичное напоминание о том, что я жива исключительно благодаря его вмешательству и экспериментальной методике лечения. По этой причине я обратилась к нему: человеку скандальной среди признанных ученых репутации, автору множества сомнительных и опровергнутых гипотез, человеку, которого не единожды пытались лишить докторской степени и звания профессора, чей здравый ум любили подвергать сомнению даже авторитетные издания. Его проекты финансировали от отчаяния или из любопытства, но едва ли по соображениям логики.