Слезы демона

Слезы демона

Этот год принес общине тяжелые испытания. С первого месяца лета воцарилась такая испепеляющая жара, о какой не помнили даже старейшины племени. Солнце иссушило растительность, и две полноводные реки, что в прежние дни обнимали земли вароани[1], как руки заботливого божества, обмелели, и рыба ушла из них, а вода стала мутной. Листья пальм и бананов пожелтели, цветы опали до того, как завязались плоды. Женщины выкапывали на своих маленьких делянках дряблые, лишенные влаги клубни маниоки, которые практически запекались прямо под слоем почвы, и не знали, как накормить детей. Подростки с утра выходили на поиски кореньев и ягод в лес — иногда им удавалось что-то принести домой, но чаще все съестное, что они могли обнаружить, поглощалось на месте.

Зверье, не выдерживая зноя, пряталось в самую глубь лесной чащи, и мужчинам племени приходилось задерживаться на охоте дольше обычного. Они отсутствовали много дней и ночей, а возвращались с совсем скудной добычей, от которой уже исходил запах тления, ведь нести ее приходилось издалека.

Голод, жара и плохая вода изматывали тагаери[2]. Начались болезни, несколько человек умерло. Но когда старухи и матери начинали сетовать, мудрый шаман Нунге[3] говорил: «Ждите, настоящая беда еще не пришла. Просите духов, чтобы она миновала». Жители поселка поглядывали на старика с недоверием — пожалуй, впервые за все время. Ведь что еще могло быть хуже? Они, конечно, молились, но молились об ином: чтобы жить стало легче, чтобы солнце смилостивилось, и дожди напоили земли, чтобы вернулись звери и рыба, чтобы люди перестали болеть. Тем не менее, старый Нунге оказался прав. Хуже стало. И этой напасти никто не ждал…

Сначала с охоты не вернулись предводитель Мунка и пятеро его воинов. Жены оплакали их, но решили, что свою жертву забрал священный ягуар. Возможно, кто-то из мужчин оскорбил его… Потеря таких сильных и отважных воинов была для общины невосполнима. Чем меньше было охотников, тем меньше добычи они могли принести в и без того голодное время. Незрелым юношам пришлось заменить их, раньше положенного времени взяв в руки копье и духовую трубку.

Прошло еще несколько дней, и вновь несколько хороших охотников не вернулись домой. Товарищи просто потеряли их в лесу и не нашли никаких следов. «Они ослабли и заплутали», — подумали скорбящие семьи, смирившись с тяжелой утратой.

Но затем нашли братьев Бахото и Омпуре…

Однажды ранним утром женщины и мальчики, отправившиеся на сбор ягод, прибежали в поселок со слезами и криками. Ушедших днем ранее добытчиков одна из вдов опознала по оберегам, что те носили на шее. Окровавленные ожерелья кто-то повесил на ветку дерева рядом с обезглавленными телами несчастных. С мужчин сняли кожу, а трупы вздернули вверх ногами в кроне дерева, что стояло на краю лесной прогалины.

— Лесной демон забрал их, — сказал тогда Нунге. — Не ходите туда, не трогайте мертвых, иначе вы его разозлите, и он придет в деревню. Много лет он дремал, и вароани забыли о нем, но он никогда не покинет эти леса, он будет возвращаться.

Шаман поведал, что когда-то Лесной демон жил на солнце. Но в древние дни добрые духи низвергли его за слепую ярость и постоянную жажду крови. Он упал в чащу и уснул, так как было ему слишком холодно в тени деревьев. С тех пор он пробуждается только в самые жаркие годы, когда земля нагревается почти как солнце. Так продолжается испокон веков. Об этом старику Нунге когда-то сказывал дед, что передал ему мастерство, а тому — его дед.

— Раз это дух, его можно задобрить, — сказала Дабока, жена отважного Акая. — Наши мужья не боятся опасности, но мы боимся за себя и за них. Что с нами будет, если Лесной демон заберет их всех?

Однако старик-шаман печально покачал головой.

— Лесной демон не берет ничего из чужих рук, — сказал мудрый Нунге. — Он не примет подношений. Он сам выбирает себе жертву. Так было всегда.

— Но как же нам быть? Мы не можем прекратить охоту и сидеть дома, как женщины! — возмутился один из сильнейших воинов по имени Дарото. — Наши предки не боялись никаких врагов, негоже и нам бояться!

— Тогда приготовьтесь умирать так же часто, как они, — мрачно отозвался старик, давая понять, что больше он говорить сегодня не намерен.

На следующий день Дарото взял копье и ушел из поселка. Больше его никто не видел.

— Дедушка Нунге?

— Ну чего тебе, неугомонная? — старик вздохнул. Маленькая Алаи восьми лет отроду отличалась потрясающей навязчивостью. Обычно дети побаивались шамана, и ходить в его хижину им запрещалось, но эта малявка проникала, кажется, в любую щель.

Девочка забежала в онко[4] и плюхнулась на землю перед сидящим мудрецом. Ну все, разговор с духами насмарку… Улыбающееся личико в алой полумаске, аккуратно выведенной соком плода ачоте[5], весело вздернулось, и огромные темные глаза, преисполненные озорного любопытства, уставились на Нунге.

— Мальчишки хвастаются, что, когда вырастут, найдут Лесного демона и победят. Они хотят подкараулить его спящим.

Шаман усмехнулся и качнул головой.

— Глупые.

— Но разве нельзя найти его логово?

— Нет. И не нужно его искать. Глаза демона можно увидеть лишь тогда, когда он сам придет за тобой…

— И его совсем-совсем нельзя победить? Ну ведь есть же у него слабое место! Даже духов мертвых отпугивают рисунки на теле, а змеи уходят с тропы, когда услышат заветное слово…

— Нет, Алаи-егоза, такого средства нет. Лесного демона нельзя отпугнуть или умилостивить. Нам стоит лишь надеяться, что он уже насытился. Девять дней он уже не убивал. Возможно, он уснул. Хотя жара не спадает, и радоваться рано…

— Дедушка, я переживаю за отца, — мгновенно меняясь в настроении, вздохнула малышка. — Он повредил ногу на прошлой охоте…

— Знаю. Он идет на поправку.

— Я не поэтому переживаю, дедушка Нунге… Я хотела спросить… Если Лесной демон еще не ушел, не мог бы ты лечить отца подольше? Он уже собирается в лес. Я его не отговорю… И мама тоже…