Сливовый сад

Сливовый сад

Отчим ел жадно, прихлебывая. C переполненной ложки, щи капали обратно в тарелку. Он ел много и все равно был тощим. Я, мальчик двенадцати лет, ел совсем без аппетита. Мать, чем-то недовольная, ходила по кухне и с серьезным видом наводила порядок, казалось, что мы с отчимом ей мешаем.

Примерно так, изо дня в день, тянулись серые будни моего детства. Днем отчим спал, он постоянно спал, а когда не спал, работал. Быть вором - это тоже работа, он так считал. Я ходил в восемьдесят четвертую школу, а мать была домохозяйкой, и постоянно была в трудах, как пчелка кружилась в нашей неуютной, нагроможденной мебелью, однокомнатной. Жили мы плохо: мать не работала, а отчим ни в какую не хотел менять род своих занятий, а именно тащить все, что плохо лежит. По ночам он бодрствовал, выходил «на охоту», иногда собирал бутылки, иногда мог принести что-то вкусненькое, наверное, умудрялся обкрадывать продуктовые ларьки. Летом он занимался торговлей, продавал украденную в садах сливу. Чтобы выгоды было больше, он брал меня с собой. Мне было жутко страшно и всегда хотелось спать. Днем мы несли полные ведра на стихийные рынок, где ворованное в садах покупали вяло. Пребывание целый день на жаре выматывало, можно было сойти с ума. Давал мне отчим за мою помощь крохи, но я относился к этому как бессеребреник. Тогда я еще не понимал, какой я подвергаюсь опасности, и то, что я продаю краденое, ничуть меня не смущало. Даже простую истину, что воровать нельзя, я тогда не знал. В целом, мальчиком я был хорошим, не влезал особо ни в какие передряги, родителям больших хлопот не доставлял.

Меня почти не воспитывали, отчим был молчалив, мать всегда кричала, весь подъезд знал о ее скверном характере, потому как ее каждодневные оры, были всем хорошо слышны. Учился я неважно, не хватало усидчивости. Возможно, родительского контроля, который не осуществлялся вообще. Домашнюю работу не проверяли, в школу, на собрания родители не ходили. По сути, я был предоставлен сам себе. Часто прогуливал школу, ничем таким плохим я не занимался, просто гулял с приятелем. Лазили мы на стройках, ходили по лесам, представляли, что мы бойцы спецназначения и все в таком духе. Мечтал я в те времена о компьютерной приставке. Но семейный бюджет был настолько низок, что мне только что и оставалось, что мечтать. Бывает, идешь с отчимом в ночной сад, глаза закрываешь, а перед глазами она – приставка. Черная, вся такая крутая, обтекаемая, с иностранными надписями.

Был у меня дружок, такой же шалопай, как и я. Из такой же бедной семьи. Наверное, в те времена, когда я был пацаном, все жили не очень хорошо, но наши семьи били все рекорды по нищете. Носили мы обноски, иногда дырявые, и о чем-то постоянно мечтали: О том, как вырастим и купим машины, будем покупать одежду в магазинах.

Почти каждую ночь мы с отчимом ездили воровать сливу. Страшно было невыносимо. Проникнуть в сад было непросто, сделать это можно было только ночью, и с очень большой осторожностью. Потому что территория сада тщательно охранялась. И мне, конечно, было страшно, но вела меня мечта, идешь по буеракам к саду, спать хочешь, закрываешь глаза, а перед глазами игровая приставка, черная, обтекаемая. Конечно, я понимал, что не видать мне ее, как своих ушей, но хотелось верить в лучшее – когда-нибудь накоплю. Так вот, во время ночных вылазок, самым страшным местом была спаханная трактором межа - граница между садом и остальным лесом, земля вперемешку с сухой, переломанной травой. Вдоль садов были высажены тополя, и когда был даже мало-мальский ветер, то шелест листьев мог заглушить любые звуки вокруг. Но когда был штиль, то каждая сломанная веточка сухой травы напоминала ломающиеся кости, это был как бой в набат. Я шел так осторожно, словно по минному полю, порою мне хотелось взлететь, лишь бы это противная трава не хрустела под ногами. Межа была шириной метров пятьдесят и окаймляла сад по всему периметру. Охранники располагались хаотично и повсеместно, символичные наблюдательные пункты они устраивали прямо на земле, стелили что-то и так спали. Идешь и думаешь – Где сейчас охранник? Спит он или нет? Наблюдает он за тобой или не заметил? Отчим всегда шел впереди, он не чувствовал никакого страха, и все время бранил меня, что я медленно хожу, мало рву слив и, что больше меня поражало, что он ставил мне в вину, что я рву недозрелую сливу. Я удивлялся - как же рвать спелую, когда ночью ничего не видно. Но как бы я не оправдывался, я все равно был виноват.

Ехали до садов мы на велосипеде, вдвоем на одном велосипеде, на второй денег не было, а я в двенадцать лет был крупным мальчиком, не толстым, а именно крупными. Я сидел на багажнике, а отчим натужно накручивал педали. Мне казалось, его устраивает такая жизнь, что подворовывать, ездить на велосипеде, рвать сливу, в этом его счастье. Ему, наверное, нравилась работа на свежем воздухе, нет ведь пыльной тоски, душного кабинета, крути себе педали навстречу риску и приключениям. Значит, отъезжали мы от города километра три-четыре, жили мы на окраине, и до сада добирались быстро. Слива там была, я хочу сказать, необычная, исполинская, большая, красивая, с какими-то оттенками фиолетового, напоминающими синяк. Правда, я сам сливу не очень жаловал и практически не ел, потому что не любил. И вот, однажды мы совершали ночную вылазку, собирали сливу. Ходили мы от дерева к дереву, набирая сумки. Как вдруг, отчим уставился куда-то. Куда ты смотришь? - Спросил я и, не получив ответа, поднял глаза. Внимание его привлекло что-то непонятное, светлое. Сонными глазами трудно было разглядеть, что это. Чуть выше верхушек высоких тополей, было нечто с квадратными окнами. Отчим смотрел, не отрываясь, я переводил взгляд с него на летающий объект, и никак не мог понять, что же я, собственно, вижу. Не вертолет, нет шума лопастей. Объект вообще не издавал шума. И передвигался он со скоростью трамвая, не быстро, но не так медленно, чтоб можно было разобрать, что же это такое. Что это может быть? - Спросил я и, с большим трудом, сглотнул слюну, словно ком мешал ей провалиться в горло. Но немногословный отчим молчал. Он вел себя странно. Бросил сумку на землю, на него это было не похоже, поскольку к товару он относился очень бережно, переживал, что сливу могут не купить. А здесь бросил, и медленно поплелся туда, где проскользнуло нечто неестественное. Я пошел за ним, но он остановил меня и сказал: