Сломанное сердце

1. Лера

Навигатор показывает, что я на месте. Отлично. Даже почти вовремя.

Припарковываюсь в кармане, выхожу. Оглядываюсь по сторонам. Где тут что с названием «Чердак»?

Вижу… И мне не нравится. Панорамные окна ресторана тусклые, пыльные, с грязными потеками. Первая буква неоновой вывески не горит, зато остальные светятся истошно зеленым. Меня и целиком название не притягивало, а «…ердак» – ну даже и заходить не хочется. И перед входом – лужа с маленькое озеро. Понятно, вчера лил дождь, но балансировать по кособокому бордюру на каблуках – увольте…

И всё же – балансирую и захожу. Вдруг внутри будет нормально?

Но ресторан ужасен. Какая-то второсортная забегаловка. Душно, шумно, как-то базарно.

Кто вообще придумал собраться здесь? Из сотен приличных мест выбрать …ердак?

Ах да, Юлька Тарасова. Она вообще всё и затеяла – обзвонила каждого, уговорила, пристыдила: «Народ, камон, пять лет не собирались! А обещали после выпуска – каждый год! Что вы как замшелые пни? В одном городе живём, а общаемся только в соцсетях. Ну же!».

Я, правда, отказалась, но в последний момент клиент перенёс встречу на следующую неделю, образовался свободный вечер. И вот я здесь. В «ердаке».

Боже, да что со мной? Почему я такая язва? Когда такой стала? И вообще, главное же – компания. А мы действительно сто лет не виделись. И вообще забыли, что такое дружить…

Я оглядываю зал. Вон они, все наши, в полном сборе: Юлька Тарасова со своим Славкой, Соня с Денисом, убежденный холостяк Захаров и мой благоверный, Марк Гаевский.

Когда-то мы все вместе учились на юридическом. И дружили одной большой компанией. Огонь и воду, и даже медные трубы прошли плечом к плечу. А потом ещё и половина из нас переженились между собой.

В общем-то, считается, что мы и сейчас дружим. В теории. Шлём друг другу стикеры по праздникам. А шесть лет назад мы и правда договорились встречаться каждый год. И первое время после выпуска даже собирались как-то пару раз, но потом всё так завертелось: работа, отношения, вечный цейтнот.

Из всех нас только Захаров плавает в гордом одиночестве, но на то он и убежденный холостяк.

Соня с Денисом поженились ещё на втором курсе.

Юлька Тарасова очень долго и упорно окучивала Славика Кузьменкова, а он изо всех сил упирался, но сразу после универа они расписались.

«Дожала все-таки», – смеялся над ними мой Гаевский.

Мы с ним продержались дольше всех. Сначала просто жили у меня по-соседски, когда шесть лет назад Гаевский переехал, а, скорее, сбежал ко мне от своего важного папы с замашками Наполеона.

Его папа – проректор в нашем универе. Но что хуже, он из тех, кому надо, чтобы все плясали под его дудку. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.

Вот Марк и сбежал из-под тотального контроля папаши-диктатора.

Почему ко мне? Потому что я жила одна в большой квартире.

Никаких амуров поначалу у нас в помине не было. Мы просто дружили с Марком, пока учились. Причем и дружили-то с натяжкой. Гаевский всё время норовил обойти меня. Злился, что не получалось. Дразнил заучкой, ботаншей, синим чулком и всё в таком духе. Я не обижалась, такими глупостями меня не обидеть. Но прикола ради могла съязвить в ответ, отчего он бесился ещё сильнее.

Поэтому в универе теплых отношений между нами не сложилось. Нас связывала просто общая компания.

И тут вдруг он возник на пороге. Со спортивной сумкой и с видом просителя милостыни. Таким я этого заносчивого сноба Гаевского не видела ни разу и от изумления аж впустила к себе без лишних вопросов.

Потом он мне понарассказывал, как отец его третировал. Как угнетал морально за то, что не был лучшим на курсе.

«Я тебя прямо ненавидел тогда», – признался Марк мне как-то.

Но жили мы с Гаевским душа в душу. Как соседи. Где-то года полтора. А однажды ко мне в гости пришёл молодой человек.

Марк как раз оказался дома и молча наблюдал, как мы общались, как пили чай, как он держал меня за руку. И когда молодой человек ушёл, Марк вдруг как с цепи сорвался.

Этот вечно невозмутимый сноб вдруг превратился в гневного Отелло. Нет, душить он меня не душил, естественно, но наговорил с три короба всякой чуши. Ходил по квартире, метался, сверкал глазами.

Я на весь этот концерт смотрела с недоумением. Даже дар речи ненадолго потеряла. А придя немного в себя, только и могла сказать:

– Марик, солнце, ты ничего не перепутал? Мы вообще-то просто соседи. Какие претензии?

Он дернул головой, вскинул подбородок, ноздри раздул и, всё так же гневно сверкая глазами, выпалил:

– А я, может, не хочу… не хочу быть просто соседом. Я, может… может, я… Я тебя, может, люблю…

И вдруг кинулся меня целовать. Зло и страстно. Я не ответила, просто потому что растерялась. А он поцеловал и… сдулся. Отвернулся, умчался в другую комнату, закрылся там.

А мне стало забавно и смешно. И удивительно. Я же совершенно не замечала его чувств, а ведь мне самой на тот момент Гаевский нравился.

Я постучалась к Марку. Он не ответил, я вошла сама. Смотрю, вытянулся на диване, лицом к стене.