Случайная вакансия

Случайная вакансия

По данным транспортного управления каждый год из-за непристегнутого на заднем сиденье ремня гибнет сорок четыре человека. Питер Питерсен стал номером восемнадцать.

Вряд ли он мог бы объяснить, что сломало механизм привычного жеста: сначала левая рука ищет металлический конец торчащий где-то за плечом, потом шарит в темноте и тесноте, пока замок не защелкнется с отдающимся в пальцах кликом. Питер не был пьян в отличие от Джона и Рика, орущего “Зеленые Рукава” на всю улицу. Три пинты - все, что он успел, задержавшись в офисе из-за перебранки с боссом, после которой пришлось долго и унизительно извиняться. Может, отвлекся или просто устал, но вряд ли причина имела значение, когда автомобиль вылетел на встречную полосу, чтобы столкнуться с серой “тойотой”.

Смерть Питера Питерсена оказалась мгновенной и похожей на локальный атомный взрыв: яркая горячая вспышка, а потом ослепительное, ледяное ничего.

Ни грешником, ни тем более праведником Питер себя не считал. С Господом, слава богу, в отношениях не состоял - так и говорил, когда речь заходила о вероисповедании или конфессиях. Люси, его жена, страшно смущалась в такие моменты, если оказывалась рядом, и зачем-то начинала оправдываться, что венчались они в старинном аббатстве на юге и десятину своей церкви платят исправно.

С гордыней он умел договориться, завидовал не часто, гневался, но быстро отходил. Лень презирал и преодолевал, алчностью не страдал, хоть и работал старшим аудитором в серьезной конторе.

Чревоугодничать, правда, любил. За жареного цыпленка кукурузного откорма, которого готовили в бистро у Эда, мог отдать не только душу, а вот за редкие, тусклые измены супруге корил себя зло и нещадно.

Ледяное ничто нехотя отхлынуло назад, как волны океана во время низкого отлива.

Ломило челюсть, переносица казалась распухшей, а лоб болел так, будто кость в нем раздробилась на мелкие осколки - подвижные и острые, царапающие кожу изнутри. Для человека, погибшего в автомобильной аварии, он чувствовал себя катастрофически плохо.

Питер не верил ни в рай с его небесами и ангелами, ни в преисподнюю, заполненную раскаленными сковородами и зубовным скрежетом. Его устроила бы прогулка по темному тоннелю навстречу свету, а потом полет в непроглядно-черный космос, через млечный путь, созвездия и дальние галактики, но кто-то - Всевышний, Дьявол или сам Санта-Клаус имел на него свои планы. Озвучить их собиралась молодая женщина с бледным миловидным лицом и мягкой, дежурной улыбкой.

Откуда-то он знал, что ее зовут Молли.

Она сидела за небольшим офисным столом: слева компьютер, справа серым частоколом пластиковые держатели для бумаг. Себя Питер обнаружил скрючившимся в неудобном кресле посетителя.

Молли что-то говорила, красиво артикулируя блестящим от помады ртом, но не было слышно ни слова, словно уши залили воском.

- …рады, мистер Питерсен.

Звуки обрушились со всех сторон невыносимой полифонией: трели телефонов за стеной, стрекот принтеров, свист потолочного вентилятора и голоса - десятки разных, со всех сторон. Молли, очевидно, принадлежал тот, что называл по имени. Он зазвучал отчетливее, а шум постепенно стих.

- График у вас свободный, но не менее 35 часов в неделю. Зарплата в последний рабочий день месяца, сумма прописана в договоре. Планерки по нечетным вторникам в десять. Пожалуйста, не опаздывайте. Отчетность собирается автоматически - трекер не снимайте, он водонепроницаем. По итогам возможны премии.

- Что? - язык ворочался с трудом, перед глазами плясали солнечные пятна.

- Мистер Питерсен, - интонации Молли были торжественны, как у секретаря в мэрии, - Повторяю еще раз. Поздравляю, вы приняты на работу!

- Это такой ад? - неожиданно для себя Питер хихикнул.

- Зачем так грубо? У нас приличная контора. Хорошие условия, достойная оплата, бонусы, сверхурочные. Спортивный зал, компенсация обедов и накладных расходов. Я бы не стала называть это адом.

- Простите, разумеется, - головная боль не стихала, и он решил, что разберется со всем позже, - Кто у нас на очереди? Аудитная проверка, сверка или…

- Вы работаете педофилом.

- Кем?

- Педофилом.

Если бы Питер мог, он бы рассмеялся.

- Это такая шутка? Или я умер и стал католическим священником?

- Пожалуйста, мистер Питерсен, давайте обойдемся без ёрничания, - Молли убрала улыбку.

- Значит, педофилом. Почему не серийным убийцей?

- Таких вакансий у нас, к сожалению, нет.

- Может, хотя бы киллером?

- Нас курирует департамент образования. У вас есть ко мне еще какие-то вопросы?

- Вы тут все с ума посходили?! Что я должен делать? Насиловать детей?!

- У вас нет четких должностных инструкций. Каждый вырабатывает свой стиль работы. Я не могу диктовать вам.

- Каждый?

- Вы познакомитесь с коллегами в нечетный вторник на планерке в десять. Не опаздывайте, пожалуйста.

- Почему я?

- Кто-то же должен. А вас выбрал генератор случайных вакансий.

- Но у меня нет опыта!

- Дело мастера боится, мистер Питерсен, - Молли пожала плечами. - Можете идти. Всего доброго.

Питер с трудом встал, вместо ног ощущались деревянные протезы, и он еле-еле доковылял до двери. Педофил на зарплате. Его вырвало в чью-то выставленную корзину для бумаг.

Больше всего на свете Питер Питерсен сейчас хотел умереть, но это было невозможно.

Он поймал такси. На заднем сиденье было грязно, пахло псиной и мексиканской едой. Рука потянулась к ремню безопасности и нерешительно зависла в воздухе - раньше надо было пристегиваться. Тут же тревожно запищал датчик, хотя водитель еще не тронулся с места.

Питер назвал адрес. Он всплыл в его голове ниоткуда, и не имел ничего общего с домашним, где они с Люси прожили последние восемь лет. Проплывающий за окнами город выглядел незнакомым - так показалось сначала, но за первым же перекрестком стало ясно, что сейчас они проедут пожарную станцию, свернут к ветеринарной клинике и магазину стройматериалов, а дальше четыре квартала по прямой. Это не было похоже на вернувшиеся воспоминания. Питер просто знал, словно прямиком в мозг загрузился кусок его новой загробной реальности.

Двухэтажный дом стоял в глубине тихой улицы, засаженной цветущими деревьями: сливами или вишнями, или простыми яблонями, ему в жизни было не определить, какими именно. На невысоком заборе сидел худой белый кот с грустной мордой, за дверью ждали жена и дети.

- Как долго тебя не было! Все хорошо прошло? - темноволосую симпатичную женщину средних лет звали Лея.

“Храпит, постоянно сжигает тосты, чуть реже чем следует меняет белье”, - услужливо всплыла очередная подсказка.

- Да, милая, - Питер неловко обнял ее.

Тело как будто само знало, что делать: рот открывался и говорил нужные слова, руки совершали движения, и только сознание не поспевало.

- Поверить, не могу, что наконец все наладится!

Жена говорила нервно, отрывисто, чуть приглушая голос, чтобы дети наверху не услышали. Он понимал ее волнение: кризис крепко ударил по ним, неоплаченные счета только множились, но теперь у него была работа.

Еще несколько мегабайтов информации просочились в него.

Поток ее был непрерывен. Уже через час Питер чинил близнецам велосипеды - просил же не гонять по камням, а после ужина, уложив детей, уединился с Леей в спальне. Новая жена оказалась в постели холодновата, но отзывчива и делала все, что бы Питер ни попросил.

Может, ад и уготовил ему муки вечные, но чувствовал он себя в нем, как дома.

Первый рабочий день вышел провальным. Следующий тоже. Питер ошивался возле детских площадок, не имея понятия, что ему делать и куда себя девать. Оделся он не броско: светлые джинсы, белое поло, спортивные кроссовки - на случай, если придется убегать, бейсболка с широким козырьком, чтобы скрывать лицо, и темные очки. Выглядел он полным идиотом по собственному мнению, и ощущал себя так же.

Ко вторнику ничего не изменилось, кроме того, что накануне он решился занять скамейку в парке на значительном удалении от веревочного лабиринта. Детей оттуда удавалось рассмотреть с трудом: яркие, будто нарисованные фломастерами фигурки сновали вверх и вниз. Ветер доносил смех и звон их голосов.

На планерку Питер не опоздал. Явился чуть раньше десяти, чтобы осмотреться. В целом, все походило на встречу анонимных алкоголиков, только они не сидели кружком и не представлялись, но кофе и пончики были. Коротко выступила Молли. Она вывела на проектор несколько диаграмм, озвучила какие-то цифры, смысл которых Питер от волнения не уловил. Готовый к выволочке за халтурную работу, он очень рассчитывал на скорое увольнение, но после окончания собрания Молли подошла к нему, чтобы высказать слова поддержки. По ее мнению, он справлялся на отлично, и зря так сильно переживал.

К концу месяца Питер хорошо ориентировался на местности - в его ведении были восемь кварталов в дальней части города. Он выучил расписание всех окрестных школ, дни праздников и каникул, составил карту дорог, которыми пользовались ученики, вызнал графики празднования дней рождений - все это позволяло ему избегать мест скопления детей и наблюдать с безопасных расстояний. В последний рабочий день ему на счет упала пятизначная сумма, ровно та, которая была указана в договоре.

Постепенно все входило в свою колею. Питер быстро оценил глубину идеи департамента образования: с одной стороны, дети были под присмотром специально нанятого человека, не имеющего ни склонностей, ни влечения, но который быстро заметил бы, если на вверенном ему участке появился подозрительной чужак. С другой, родители, предупрежденные, что в районе есть педофил, с утроенным рвением учили детей, что подходить к незнакомцам нельзя. Питер и сам муштровал близнецов и маленькую Хоуп, и не отставал, пока они не подтверждали, что все хорошенечко запомнили. Прилежание мальчишек и дочери радовало его, но и огорчало. Уж слишком послушными они были - не грубили, не упрямились, ни дрались между собой. Дети вели себя идеально. Чашки не разбили, словно чертовы маленькие роботы.

Показатели на диаграммах Молли оставались стабильными - тонкая зеленая линия шла ровно у всех, на самом низком уровне. Только однажды она взметнулась у Дуга Макалистера на два деления вверх - какой-то пятилетний малыш согласился взять у него леденец.

Питер успокоился настолько, что наконец согласился взять служебную машину - неприметный ван, набрал на складе конфет, игрушек, разноформатных фото котят и щенят и даже аппарат по производству сладкой ваты, чтобы не идти к детям с пустыми руками - ну и что, что подходить к ним близко он не собирался.

Дома дела тоже шли хорошо. Они закрыли долги, без задержек оплачивали новые счета, и даже банк, еще недавно грозивший коллекторами, предложил удачную схему рефинансирования выплат за дом. Лея расцвела. Голос ее больше не звучал нервно, глаза сияли. Единственной причиной ее тревог оставался их белый кот.

- Милый, - жаловалась она, - Может, нам отвезти его к врачу? Спейси совсем не моется, не вылизывает себя. Должен же он хотя бы иногда ухаживать за шерстью.

- Ерунда, дорогая, - отмахивался Питер, - Наверное, он делает это, когда никто не видит.

Но через несколько недель кот заисточал ароматы городской помойки. Его мягко журили, уговаривали, смазывали сметаной и жиром от барбекю - без какого-либо толку. Благоухающий Спейси только брезгливо поглядывал на творящийся вокруг него балаган. Взбешенный Питер схватил его за шкирку, закинул в душевую кабину, облил жидким мылом, потер щеткой на длинной ручке и включил воду. Он ожидал, что кот заорет дурниной и попытается удрать, но животное не двигалось с места. Закатив в блаженстве глаза, Спейси наслаждался падающими отвесно струями. Мерзкий запах смывало в канализацию вместе с потоками пены.

Загробная жизнь Питера Питерсена налаживалась.

Солнце стояло в самом зените, когда темно-синий мяч Элизабет Эдвардс прикатился Питеру под ноги.

Такое случалось: ему прилетали то бадминтонные воланчики, то самолеты на дистанционном управлении, а уж мячей всех видов и не сосчитать. Но никогда не трогал их руками, от греха подальше - так он формулировал для самого себя. Сразу уходил, чтобы не столкнуться нос к носу с маленьким владельцем.

Сегодняшний случай стал исключением. Запыхавшаяся Элизабет вынырнула откуда-то из кустов еще до того, как он успел подняться.

- Это мой мяч, можно я его возьму? - выпалила она, забыв поздороваться.

- Можно, - на автомате ответил Питер.

- Спасибо, - девочка прижала пыльную игрушку прямо к белому платью - слишком нарядному для буднего дня.

Питер надеялся, что она убежит играть дальше, но Элизабет не двигалась с места. Наверное, нужно было что-то сказать ей: похвалить бант, стягивающий в хвост русые волосы, или просто пошутить, но вышло только скривиться в нервной улыбке.

- Поиграете со мной?

Большие серые глаза девочки требовательно смотрели на него снизу вверх.

- Прости, я не играю с маленькими детьми, - солгал он.

- А мне нельзя разговаривать с незнакомцами, - очень серьезно ответила Элизабет и села к нему на скамейку, - Потому что тут может оказаться педофил.

- Кто?

- Такой человек, выслеживающий детей. Потом он делает с ними всякие ужасные вещи.

- Вот как? - Питер уставился на девочку, - И как ты думаешь, он может выглядеть?

- Очень страшно он может выглядеть. Весь грязный и некрасивый. Может даже с рогами.

Он чуть не расхохотался.

- Это тебе родители так сказали?

- Нет, - девочка смутилась, - Я сама знаю.

- Меня зовут Элизабет, - помолчав добавила она, - А вас?

- Мистер Питерсен, но тебе лучше уже идти.

- Мне лучше посидеть с вами. Я никуда не спешу, мистер Питерсен, - учтиво заверила его пигалица.

Он начал злиться. На себя, на нее, на этот жаркий день, на свою новую профессию и полное непонимание, что делать дальше.

- А что, если я тоже педофил? - спросил он жестче, чем собирался.

Элизабет развернулась к нему, внимательно осмотрела и с сомнением покачала головой:

- Ну нет, вы не он. Вы совсем не любите детей. И рогов у вас нет.

Питер не нашелся, что ответить.

В следующий вторник зеленая полоска в его прямом графике поднялась на три пункта.

Элизабет находила его везде. Она усаживалась рядом, не спросив разрешения, и начинала свои детские расспросы: почему он снова один, есть ли у него дети, сколько кусков пиццы он может съесть за один раз и другую чепуху. Сначала Питер раздражался. Он чувствовал себя не в своей тарелке от двусмысленности ситуации, будто присутствие девочки делало его настоящим педофилом. Раздражение сменилось изумлением, когда в конце месяца упала на банковский счет пришла оплата его трудов - непосредственная разговорчивость ребенка обходилась департаменту образования очень и очень дорого.

Их встречи продолжались. Питер пытался навести справки о девочке. Сама она о себе ничего не говорила, а если начинал спрашивать, замыкалась. Он провел целый вечер возле ее дома, припарковав ван неподалеку. В окне кухни толстая крикливая тетка спорила о чем-то со своим мужем. Вряд ли она была матерью Элизабет - они совсем не были похожи. Больше он ничего не увидел.

Иногда Элизабет выглядела подавленной. В такие дни она не задавала ни одного вопроса, не просила поиграть с ней, просто молчала, а однажды расплакалась. Питеру пришлось утешать ее. Он прижал девочку к себе, гладил осторожно по волосам и ворковал какие-то глупости, пока она всхлипывала. Он так и не узнал, что с ней произошло, но зеленая стрелка графика тогда метнулась еще на десять делений вверх.

Питер не был уверен, что хоть когда-нибудь на его счету была такая сумма денег.

“Даже в аду есть справедливость”, - подумалось ему.

Лея прыгала до потолка. Они поменяли машины, съездили покататься на горных лыжах, присмотрели дом - просторный, в хорошем районе. Только и разговоров было что о переезде. Близнецы благодарили любимых папочку и мамочку за отдельные спальни, Хоуп радовалась общему веселью, Лея предвкушала ремонт.

Она совсем избаловала кота. Он теперь не только ежедневно принимал душ (у него даже появились специальные полотенчико и махровый халатик), но и полностью игнорировал горшок. Вместо этого Спейси забирался на край унитаза, устраивал поудобнее покруглевший зад и задирал хвост. Сделав все дела, он начинал громко вопить, чтобы за ним спустили воду. Ел он только за столом - Лея покорно сервировала ему тарелку с красиво разложенным кормом.

- Может, эта скотина тогда и на работу начнет ходить? - не выдержал однажды Питер, увидев, как кот разгуливает по дому в красивом комбинезончике.

Но Лея негодования мужа не разделяла.

- Милый, давай в новом доме сделаем такой специальный маленький смеситель, - говорила она, - Чтобы Спейси мог сам лапкой включать себе душ?

Временами Питер ловил себя, что ждет Элизабет. С началом осени их встречи поубавились, что было очень некстати - близнецы поступили в частную школу. Вступительный взнос и оплата первого триместра почти опустошили банковский счет.

- Ну же, девочка, - с каждым днем все более нетерпеливо вглядывался он в дорожку, ведущую ко входу в парк, - Я ведь деньги не печатаю. Мне приходится зарабатывать их кровью и потом.

Тут он, конечно, преувеличивал, но это его ничуть не смущало. Элизабет - сложный, одинокий ребенок: родителям она, очевидно, не нужна, воспитывал ее неизвестно кто, дети с ней не играли. По сути, он являлся единственным человеком, кто относился к ней с вниманием. Можно даже сказать, заботился. А она так подводила его - зеленая линия на его рабочем графике оставалась ровной уже четвертую неделю. Жизненно необходимо было подтолкнуть ее вверх.

Идея посетила Питера, когда он, в очередной раз не дождавшись девочку, прибирался в своем ване - пачка так и не распечатанных открыток с котятами и щенками свалилась ему прямо на голову.

- Нет, - сказал он себе.

Прозвучало оно не слишком твердо, что неудивительно. Надвигалась зима. Дом почти отремонтировали, счета от работников и дизайнера прилетали бойко и не собирались заканчиваться - Лея заказала все новое, от диванов до штор. Нужно было планировать отпуск, еще раз поменять машину, да и школу близнецов никто не отменял.

“Одними разговорами сыт не будешь”, - всплыла в памяти поговорка.

Он не собирался делать ничего плохого, вообще стал бы последним, кто бы причинил Элизабет вред. Все, что ему нужно - несколько секунд, крошечный импульс, который помог бы его стрелке взлететь вверх настолько, чтобы больше в жизни не придется беседовать ни с какими девочками, только наблюдать издалека. В конце концов, это его работа.

Элизабет появилась через несколько дней. Веселая, в отличном настроении, она болтала без умолку обо всем: и как ей нравится в первом классе, и какие у нее новые книги, и платье, и туфли, и…

- Постой, - прервал ее Питер, - Ты слишком быстро говоришь. Я не успеваю за тобой.

- Простите, мистер Питер. Я не хотела так много говорить, просто мы очень давно не виделись.

Девочка виновато умолкла.

- Нет, все в порядке, - он попытался смягчить интонации, - Мы действительно давно не виделись. У меня для тебя есть подарок.

- Правда?

- Правда. Хочешь посмотреть?

- Хочу! - ее глаза стали совсем огромными от удивления и предвкушения.

- Только они у меня в ване, - Питер не мог поверить, что произносит это, - Пойдешь со мной?

Элизабет кивнула. Он с укором покачал головой.

- Ну как же так, разве тебя не учили, что нельзя садиться в машину к незнакомцам?

- Мы и не пойдем к незнакомцам, - девочка посмотрела на него, как на глупенького, - Только к вам. Что вы хотели мне подарить?

В ване было тесно и полутемно - к счастью для них обоих - подумал Питер.

Он поставил Элизабет в проход между передними и задними сиденьями, а сам примостился сбоку.

- Мы ведь с тобой друзья, правда? - во рту у него пересохло, а сердце, подкатившись, к горлу, стучало в ушах, - А друзья делают друг для друга одолжения. Ты сделаешь мне одно, Элизабет?

- Какое?

- Оно очень простое. Смотри, что у меня для тебя есть, - он достал из кармана пачку открыток, - Тут и котята, и щенята. Тебе кто нравится больше?

- Мне щеночки нравятся. А вам?

- И мне щеночки. Но вот какое дело. Я вдруг подумал, - тут Питер запнулся, не в силах произнести то, что собирался.

- Что подумали? - Элизабет переступала с ноги на ногу от нетерпения.

Он сжал кулаки так, чтобы она не заметила.

- Что случайно не синие ли трусики на тебя сегодня? Со звездами. Как тот твой мяч.

- Нет, просто голубые, - девочка озадаченно посмотрела на него.

- Вот, - как ни в чем ни бывало она задрала подол платья.

- Голубые. Точно, - Питеру казалось, что он грохнется в обморок прямо сейчас, - Не знаю, почему я подумал, что синие. Опусти, пожалуйста, платье. И пойдем обратно? Тут так душно.

Элизабет пожала плечами и щебеча, как ей нравятся новые открытки, вылезла из машины.

Питер закрыл глаза, сделал с трудом вдох, потом выдох. Чтобы унять подступившую тошноту, он представлял как его зеленая стрелка, стремясь ввысь, пробивает облака.

Вой полицейской сирены раздался через секунду. Он так и не понял, что произошло. К нему подбежали люди в форме, скрутили его, заковали в наручники, и еще до того, как зачитать права, втолкнули на заднее сиденье машины.

Он провел в камере ночь. Никто с ним не разговаривал, ни о чем не спрашивал. Сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, отобрали шнурки и ремень, и заперли.

Молли пришла утром. Она сидела за столом, как и в первую их встречу, только сейчас это была комната для допросов.

- Завтра вам предъявят обвинение, мистер Питерс, - сухо сказала она, - За растление малолетних. Адвоката вам не полагается. Если у вас есть какие-то вопросы…

- Вы шутите? - это было все, что ошеломленный Питер мог произнести спустя целую минуту, - Это какое-то недоразумение. Я работаю на вас!

- Вы работали на нас до тех пор, пока не перешли черту, мистер Питерс.

- Но вы говорили!

- Я говорила, что каждый вырабатывает свой стиль работы, но не говорила, что вы можете преступать закон. Уточнить вы не удосужились.

- Что теперь со мной будет?

- Отправитесь в следующий круг. Там у вас будет достаточно времени, чтобы поразмыслить о случившемся.

- А дети? Лея? Отправите их размышлять вместе со мной? Близнецам так нравится в школе, Хоуп совсем малышка. Полагаете, это справедливо?

- Жизнь несправедлива, - Молли подняла глаза к потолку, - А у нас тут все по совести, морали и последним технологиям. Не представляете, сколько ресурсов уходит, чтобы каждому обеспечить свой собственный ад - и все без толку.

- Но...

- До свидания, мистер Питерсен. Жаль, что вы к нам так ненадолго.

В камере было холодно. Питер натянул на себя тонкое одеяло, укрылся с головой и провалился сон.

Он проснулся от того, что кто-то пялился на него. Круглые желтые глаза смотрели, не моргая. Питер не сразу понял, что на краю лежанки сидит Спейси.

- Господи Иисусе! Как ты сюда попал?

Глупо было ждать ответ от кота, одетого в свитер и мягкие штанишки, какие шьют для маленьких собачонок.

Спейси зевнул. Его хвост лениво бил про краю кровати. Вправо, влево, вправо, влево.

“Alas, my love, you do me wrong”, - всплыла в голове строчка в такт ударам.

“For I have loved you well and long”

- Ты работаешь, котом. Да, Рик? - Питер почувствовал, как странный, неуместный, жуткий смех распирает его, - Случайная вакансия? Моргни два раза, дружище, если да.

Спейси прищурил оба глаза.