Случайные люди

Глава 12

Меня одели в парчу, а то, что осталось от платья, выбросили – в этом нельзя было уже узнать бархата. Ботинки не отобрали, хотя и пытались, но я сражалась за них, так что их мне оставили, но носила я все равно – туфли, и двигалась теперь, на каблуках и в тяжелом платье, перебежками.

Каделл Искусный, Его Величество, был нам не рад. Он поджимал губы и говорил прохладно и вежливо, что просто счастлив видеть свою племянницу живой, вопреки слухам. Королева Рихенза смотрела из-под повязки на лбу яростно и мрачно, и сразу спросила: армия Рилирвена уже выступила? А если нет – в чем промедление?

Король сжал губы так, что они стали совсем невидимы, и сказал: Эбрар будет повержен, Викерран возвращен, супруг королевы Рихензы отомщен, и ей стоит не утруждать этим голову, а отдыхать.

Полла, чистая теперь и одетая аккуратно, поддерживала королеву под руку. Я отворачивалась каждый раз, как видела.

Королевство тоже было аккуратное. Лес вывел нас на дорогу в нескольких километрах от столицы, и я наконец-то наблюдала, как тут живут вне войны. Мы были тут самые оборванные, нас провожали глазами купцы и крестьяне, горожане и их дети. Стража ворот сдвинула сначала копья, но потом королева Рихенза показала им меч и венец, и велела пропустить таким голосом, что я б тут же родила, была б в положении.

Меня тут же отбили от остальных, как гепард отбивает газель от стада, и какие-то молчаливые девушки, похожие повадкой на Поллу, мыли меня, отобрали платье, вступили в битву за ботинки, а потом наряжали. Не говорили, пока я не позволяла, а я не хотела сейчас бесед. Когда они выходили, наконец, и я оставалась в покоях одна (покои-то средневековые, поменьше современной двушки, но обставлено хорошо, как Мастер умел, финтифлюшки везде), и сдирала с себя парчу, валилась на кровать или садилась на ковер, и ждала, пока станет легче дышать. Становилось, когда кончались слезы, и тогда я забиралась под покрывало и закрывала усталые глаза. Засыпала, а наутро девушки мазали мне веки чем-то, краснота проходила, и я становилась похожа на человека.

Чего-то уже не будет. Я даже не знала толком – чего, но внутри было пусто, словно у меня что-то отняли. Что-то хорошее, что могло быть потом, когда все это уляжется. Что, например? Я терла лицо, глубоко дышала, чтобы успокоиться. Я что, уже успела что-то напланировать, а сама не поняла? Зачем? Глупая голова и глупое сердце. Я не собираюсь тут оставаться, все эти люди – случайно и ненадолго. Я всегда это знала. Ну так что ж теперь так муторно...

Я твердила про себя: "не останусь, ненадолго, временно" и держала светское лицо. Выследила, где комнаты сэра Эвина, и каждый вечер топала через двор в другое крыло, ждала на лавочке в коридоре, чтобы посидеть рядом с кем-то знакомым. Рыцарь садился рядом, приобнимал меня и целовал, пока никого не было. Я позволяла. Он был живой и я его знала. Попросилась бы к нему в кровать и спать в обнимку, но я отлично знаю, как мужчины это воспринимают... тоже неплохо, но чуть попозже, когда ночами на глаза перестанут наворачиваться жгучие слезы.

Завтрак мне приносили в комнату, обеда тут не водилось, а на ужин – или это и был поздний обед – собирались все вместе, и тогда я видела королеву на другом конце стола. У нее обозначились складки у губ и под глазами, она сидела прямая, как шпага, и руки ее двигались над блюдами медленно, подносили к губам кубок, словно он был тяжелее булыжника. Я в один из вечеров поймала ее на выходе из залы, спросила, что же будет дальше. Дальше, сказала королева Рихенза, мой дорогой дядюшка соберется с мужеством и ударит неприятеля в самое сердце, и освободит Викерран. Сказала она это так, что я поняла: на дядюшку надежды нет, а армии поведет она сама. Ну да мне не было до этого особого дела, и королева, наверное, это поняла, потому что сказала: скоро вас представят придворному магу, моя дорогая, и все с вами решится. Это ваша награда за неоднократное храброе поведение и помощь. На гостеприимство в тех местах, где моя власть что-то значит, вы можете рассчитывать. Я благодарила ее, и долго раздумывала, стоит ли портить ее расположение такими разговорами, но в конце концов спросила: а Мастер? Ну, отслужить службу или как тут это делается, или хотя бы упомянуть его где-то... у него были родные? Я вам не дозволяю, сказала королева, посуровев лицом. Не дозволяю думать об этом. Изменник получил то, что заслужил, и имя его будет предано забвению, чтобы не подавать дурного примера. И вам не следовало бы размышлять о нем, моя дорогая. Не вредите своему благочестию.

Мое благочестие уже ничто не спасет, подумала я, следуя за нею на приличном расстоянии: я так и не разобралась, какой тут коридор куда ведет, все они были темные и одинаковые, и предпочитала следовать за кем-нибудь, пока не выберусь к знакомым местам. Мое благочестие лежит где-то там, под рухнувшей крышей. Это я решила, что не отдам Поллу на заклание – а предателем окрестили другого, и имя его сотрут отовсюду, а вряд ли у него было многое, кроме имени. Я так и не узнала его, настоящее...

Я усвоила, что, если от комнат королевы идти направо, а потом свернуть и идти до конца, то выберусь во двор, а там я примерно представляла. На меня глазели, когда я, подбирая тяжкие юбки, топала по лужам и соломе. Вокруг была туча всякого люда: слуги, конюхи, еще какой-то народ с непонятными мне функциями. Я уже отвыкла от народа. Мне казалось, что во всем мире есть только мы: королева и ее камеристка, рыцарь и маг, и я, приблудная – и враги. И Лес вокруг. Теперь оказывается, что мир этот большой, но тесный, дядюшке королевы дела особенного до ее горестей, кажется, нет, и пахнет тут конским навозом, сыростью и горячим жиром с кухни.

Народу было много, а я была совсем одна. Я сидела в жестком кресле, скособочившись, потому что из корсета что-то торчало и впивалось в бок, и перебирала то, что у меня осталось от этого похода. Ботинки, туфли, которые я с достойным лучшего применения упорством протащила с собою через все невзгоды, кинжал, какое-то тряпье, из которого Мастер делал батистовые платочки... эх, Мастер… Я вздохнула, в бок впилось еще больнее, но я не двигалась, гладила обрывок тряпицы и вспоминала. Эх, Мастер... что же я наделала... Я продолжила катать в ладонях мои пожитки, чтобы отвлечься. Колбы, которые он мне завещал таскать, что в половине, я даже не знала. Вот это заживляющее, кажется... я наклонилась, отставила ее на полу в сторону. Это... это то, что я прикарманила и не заметила. Зеленые тени за зеленым стеклом, духи городка, губернатор, его дочери и люди его земли. Все были слишком заняты удивлением, что мы все еще живы, а я была слишком занята тем, дышит ли Мастер, и никто не заметил, как сосуд спрятался в мой мешок, в том числе и я сама. И на что он мне? Несчастные души, которым нет покоя.