Смерть Коровина.

Смерть Коровина.

 Заболел у Коровина зуб, сильно заболел, ни есть, ни спать нельзя, только лежать возможно, не шевелясь, в согнутом виде и стонать. Лежал Коровин четыре дня, а больше не может. Надо встать, а никак,- отлежал все органы, кровь почти остановилась, мышцы не работают. Надо крикнуть, не выходит - голосовые связки не действуют, развязались. Лежит Коровин, ни мычит, ни телится, лёгкое гудение производит и ногами мелкие узоры импровизирует, волю к жизни проявляет. 
 Пришла соседка в комнате прибрать, хоть её никто и не просил (добрая такая женщина), а Коровин к тому времени так ослабел, что упал с дивана и закатился, как какая-нибудь мелочь или незначительная пропажа. Соседка была аккуратная, делала все до последней степени. Достала она Коровина веником и хотела выбросить, но разглядела живое существо, положила на тряпочку, вызвала «скорую» и на всякий случай сан станцию. 
 Доставили к хирургу, повезли в операционную, но тут из Коровина выскочила записка, которую он написал ещё, будучи в сознательном виде: «Что вы делаете, живодёры, у меня зубная болезнь, а не хирургическая». Удивились врачи, но в рот все же заглянули, и действительно, там было на что посмотреть. 
 Понесли к зубному. Коровин, как услышал бормашину, так сразу в себя пришёл и стал слабым тенором освобождения просить. 
 - Для тебя же стараемся, дурак,- и привязали для успешного лечения к креслу, как делают с психическими в буйное время. 
 Коровин из сказанного ему расслышал только «дурака», обиделся и решил не тратить пока и так незначительные свои силы. Но тут явился зубной и сильной рукой раскрыл пациенту рот. 
 - Который удалять будем? - спросил он, включая бормашину на сильные обороты. 
 Коровин хотел сказать своё любимое «Все идиоты», но произнёс только «Все...», и захлебнулся от страха. Пока приходил в себя, врач поставил успокоительный укол после которого пациент, и без того едва живой, бесчувственно уснул. 
 Очнулся без зубов. Врач сделал то, о чём попросили, удалил «все». Во рту было мягко, непривычно пусто, сильно пахло спиртосодержащими лекарствами. Врач сидел напротив, мокрый, усталый, победивший. Коровин хотел сказать ему большое спасибо, очень большое, такое большое, какого тот в жизни ни от кого не слыхивал, но рот оказался полон кровавой ваты. Коровин стал выплёвывать её в разные стороны и смотреть, как она падает. Это было похоже на небольшой праздничный салют. 
 - У-й-я! - кричал Коровин. 
 - У-р-а! - соглашался зубной. 
 - У-р-а! - радовался медперсонал, размахивая флажками и шариками. 
 - Я зывой! - кричал Коровин, пытаясь встать. 
 - Живой?!- удивлялся врач, придерживая Коровина траурным венком. 
 - Живой,- шептались остальные, делая под шумок незаметные шаги. 
 Коровин хотел ещё что-то сказать, но небо вдруг сделалось деревянным и упало. Солнечный день померк, осталась узкая щель горизонта, в которую ничего нельзя было разглядеть. Потом раздались глухие удары и просветы пропали. «Наверное, где-то начинается гроза», - подумал за Коровина кто-то посторонний.