Смерть Потряхина

Конец Потряхина

- А внутрь заглянешь – страшно становится. Черно и грязь кругом. И всё-то я в этой грязи топил. Всё, что святого было. Когда в отместку, когда по глупости... и черед свой в очищении проспал. Пьяным был – вот и проспал. Скинуть всё с себя мог и из души вывернуть. И прощение получить. Поздно теперь. Поздно, брат, пришел. Теперь конец один... Ты иди, иди. А я посижу... отдохну тут... подумаю. Хотя, чего думать-то. Но спасибо тебе, что зашел. Не побрезговал. Другие, вон, умники, чистенькие... Ну, не буду, не буду. Плохо говорить – грешно. Мне вчера бабка Прасковья сказала. А сама крестится, как от беса. Может, я и впрямь стал на беса похож? Только хвоста не хватает. Но ничего – отрастет. А ты кури, не стесняйся. Дай-ка вот фортку притворю, а то простудишься...

*

Осуждаешь. Вижу ведь, осуждаешь... Счастливый я человек. Никого-то у меня нет, и никому я на этом свете не нужен. Аж мать родная прокляла. Скоро, поди, в гроб идти, а прокляла. Кха, кха. Да нет, ничего, ничего, кури. Простудился малость. Теперь уж недолго...

Её на днях видел. По другой стороне шла. Ребеночка ведет. Что? Нет, не видела. Я на всякий случай за дерево схоронился. И все у ней хорошо. Сама счастливая, и ребеночек смеется. Так и глядел, пока за домом не скрылись. Побежать хотел, а потом бросил. Ни к чему это.

А ты как? Да, вот еще, вспомнил. Намедни встретил у пивной одного из наших. Признал ведь, а мимо прошел, сделал вид, что не видит. И поделом мне. А спрашивается, о чем мне с ним говорить? Говорить нам и не о чем. А прошлое вспоминать – только душу мутить. Мутить начнешь – грязь подымется. Лучше уж пускай на дне лежит. Так спокойнее будет.

Ну, ты иди, иди. Я же вижу, что спешишь. Спасибо тебе, спасибо, что не побрезговал. А её увидишь, скажи... Ничего не говори. Слышишь. Ничего не говори. Уехал, умер, нет меня... нет. Иди, иди... Не трави душу...

Не спешишь? Дождь-то какой. Слышишь, шуршит. Окна? Да, мыть надо. Все никак не соберусь вот, у бабки даже тряпок взял. Да так-то оно и лучше, когда смутно. Я в последнее время сумерки полюбил. Поставишь свечку на стол и сидишь, глядишь на огонь. Преинтересные мысли иногда в голову приходят. Вот, к примеру, чем я от таракана отличаюсь? И ты знаешь – ничем. Так же вот выглянул из-за угла и бегом, а может, кто только того и дожидается, чтоб каблуком-то и прихлопнуть. Я их даже бить перестал. Вдруг, думаю, такой же бежит, а я его ботинком.

Бред какой-то... А все-таки замахнешься иной раз, а он аж на полметра подпрыгнет и тикать. Умные, значит, тоже.

Дай-ка я свечку зажгу, поуютнее как-то. Вот ты уйдешь в тепло, в свет, а у меня только свечка эта, да тюфяк гнилой уже. Одна надежда, что недолго...

Я ведь её всё пишу. Да что показывать. Мазня. Она ж необыкновенная. Ты понимаешь, она совсем не-обыкновенная. Это для тебя, для них она женщина, не красивая может быть, а она... она Дева святая. Я её в белом пишу. Чистую. Мне и тепло становится. Как будто в гости приходит. Ты не смейся, я разговаривать с ней стал... и она отвечает... иногда...

Может чайку? Не хочешь. А помнишь... Эх, чего душу травить... Фраера её с месяц назад видел. Идет, в себе уверенный, ни на кого не глядит... Разве можно таким быть? Тут простые истины совсем другим боком поворачиваются, а он уверен во всем. И я таким мог быть. Даже почище. А внутри не пускало что-то. Возьмешь, бывало, халтуру, а потом самому тошно станет. Так и бросишь в середине. Ругали, грозили... И продать ничего не мог. Язык не поворачивался деньги выговаривать...

Жить на что, говоришь. Не знаю на что, а только грех это себя продавать, грех. Да ты не обижайся, у тебя жена, мальчишка, тебе их кормить надо. Это тоже святое...

А на ребеночке пальтишко такое, красное с узорчиками и штанишки зеленые. Написать надо, обязательно напишу... Краски кончаются. Да, я не к тому. Найду я их, найду. И холст найду. Всё найду.

Ты из ребят кого видишь? Разъехались, поди, все. Я иногда возгоржусь, страшно возгоржусь, и представлю себе, что буду Там на камешке, у дороги сидеть. И наших высматривать. А как увижу, выведу из толпы, и расскажу, как, да зачем. Туда ж все неопытные приходят, перед лодкой всё оставляют...

Может, всё-таки попьешь чайку-то? Можно и покрепче. Не хочешь, ну и ладно. А я приложусь. Муторно что-то стало. Раньше хоть бабка ругать приходила, а теперь совсем плюнула...

Да ты гляди в открытую, у меня-то часов нет. Потерял где-то. Посиди еще...

Когда кисти в руки берешь, уходит всё куда-то. Озеро, и только мы там... Эх, да что говорить. Ты иди, иди. Пора уже. Не обижайся на меня. Да, да, буду обязательно. Привет жене и сынишке передавай. От меня скажи. Но про это не говори. Не надо меня жалеть. Слышишь. Не надо. Ну, иди, иди... После всё, после...

***

- А-а, ты. А я вот встать не могу, приболел малость. Ну, садись, садись. Скинь, вон, со стула. Да ничего, и на полу постоит.

Опять чего-то принес. Говорю тебе, не хочется мне, а ты всё носишь. Ослаб я что-то...

Я вот думаю, за что же мне так трудно всё достается. Другие просто так берут, а мне всё с оговорками, или когда уж столько заплатишь, что и не рад ничему. Прямо-таки рок какой-то. Может всё из-за меня самого? Я вот заметил, расскажешь о чем-нибудь – обязательно не сбудется. Удержаться не мог, делился со всеми – вот и не сбывалось. Может и к лучшему. Самое главное – это душу не ранить. Все, что угодно отдай, только самим собой останься. И вот ведь, что странно. Чем дальше, тем легче поранить её можешь.