Смерть пришельцам! Южный фронт

Глава 2

С первыми лучами солнца Степку отпустило. По-прежнему было холодно, и боль, возможно, стала еще сильнее, но он проснулся с мрачной решимостью действовать. Незавершенные дела звали в дорогу.

А дело, сперва-наперво, предстояло тягостное: нужно было вернуться в общину и похоронить всех, кого он найдет.  

Дед Бурячок уже был на ногах. Старый насобирал в балке сырого хвороста, снова, не скупясь, плеснул соляры и зачиркал огнивом. Степка, ступая осторожно, будто поменялся с Бурячком возрастом, спустился к ключам, умылся и попил вкусной чистейшей воды. В брюхе заурчало и забулькало.

- Живая вода, - проговорил он, с трудом двигая обожженной слюной пришлого  челюстью.

Вернувшись в пещеру, он обнаружил, что дед Бурячок греет на углях две открытые банки с тушенкой. Аппетитно булькала юшка, под закопченным сводом висел густой мясной дух. Тут же в видавшей виды жестяной кружке закипала вода.

- Может, заберешь все-таки свои вещи? – хмуро спросил Степан, он запаха тушенки его стало мутить.  

Старик помотал головой.

- Нетушки. Очень не хочется от костянки подохнуть. Так что, парень, держись от меня подальше и сморкайся в другую сторону.

Степан нахохлился. Обидной ему было, но ничего не нашлось, чтобы возразить. Да и не очень хотелось тратить силы на пустые разговоры. Пора было идти на пожарище.

- Ну-ка стой! – прикрикнул на него дед Бурячок. – Бери банку и лопай. Бери-бери, кому говорю!

- Да меня вывернет наизнанку, не хочу ничего, - Степан поморщился и потер живот.

- Ты свой нерв подальше спрячь! Все мы тут нервические… И поешь! Поешь хорошенько! – продолжал настаивать старик. – Откуда силы возьмутся, если питаться не будешь? А силы тебе ой как пригодятся…

 Степан внял доводам, нехотя потянулся к еде. Банка обожгла пальцы. Степка зашипел, перехватил тушенку другой рукой. 

- А если выворачивать станет – так не стесняйся, кусты рядом, - продолжал, как ни в чем не бывало, дед Бурячок. – Люди свои…

- И ложки нету, - пожаловался Степка, рассматривая плавающие в горячем жиру куски волокнистого мяса. Дед-то снова в схроне похозяйничал, повезло, что запас даже в самое тяжелое время никто из каменских не тронул. И это все – заслуга старосты, что бы о нем ни говорили.

- Мне когда-то и кошек приходилось харчить, и мороженую картошку, и одуванчики, а этот руки замарать боится, - дед фыркнул. – Как бы тяжко не жилось в общине, а пришлые до последнего дня нам воздух не перекрывали. Все этот красноармеец… принесло же его на наши головы.

«Четыре-семь-три-один, четыре-четыре-четыре-пять», - Степан перебрал в уме загадочные числа и ощутил что-то вроде удовлетворения. И не забыть проверить карманы покойника. Нужно придумать, как это сделать, причем - не откладывая в долгий ящик. Мертвец через сутки после смерти уже не должен быть заразным, но без мер предосторожности все равно не обойтись, мало ли... Если бы еще Степан четко знал, заразился ли он сам, или все же ему подфартило. Голова шла кругом от этих мыслей, и такая тоска наваливалась, что жить не хотелось. Но надо было как-то дальше крутиться-вертеться, пока не найдены ответы на вопросы, и пока пришлые все еще топчут его родную землю.

Ну, а после, надо полагать, - в Степное? Туда, где когда-то была военная часть отца? До Степного – километров сорок пять. Где бы найти лошадь? Стоило пройтись по следам общинного табуна, тогда из этой затеи может что-то и выгорит.   

Размышляя, Степан незаметно для себя оприходовал почти всю банку. Оставшуюся жирную юшку он вылил, а жестянку помыл в ручье и закипятил в ней воды. После еды и горячего питья разболелась рана на челюсти, стянувшая ее тонкая корочка потрескалась, по шее растеклась теплая и липкая влага. Степану приходилось скрежетать зубами и отвечать на реплики деда отрывистыми не очень внятными фразами. И мечтать о каком-нибудь болеутоляющем порошке.

- Здорово же тебя отметили, - проговорил дед. – Почти до кости прореха, шрам на всю жизнь останется, - затем, помолчав, он спросил: - Кто это был?

- Сан Саныч…

- Сашка Белочуб? Вот те на… - вздохнул дед. – Кто бы мог подумать. Даже я в нем не усомнился… Ну, - он встрепенулся, поправил револьвер за поясом. – Соловья баснями не кормят, идем что ли?

Степан кивнул, переложил в карман телогрейки нож и вышел из пещеры.

Утро стояло ясное, погожее. Ничто не напоминало о вчерашней хмари и тумане. Трава на дне ложбины была не по-осеннему зеленой. Мирно звенели ручьи, над камышами проносились стрекозы. Не очень хотелось покидать этот живущий своей жизнью уголок и возвращаться на выжженную, напившуюся человеческой крови землю.

Дед Бурячок и Степан двинули по крутой тропинке вверх по пузатому склону яра. Подъем здесь был не такой крутой, как в том месте, откуда Степке пришлось лететь кувырком в реку. Чем выше они поднимались, тем желтее и суше становилась трава. Сначала появился сильный запах прелой листвы и сена, а потом почувствовалось горелое дыхание пожарища.

В саду до сих пор что-то дымило. Среди деревьев курилась вонючая дымка. Ленивый теплый ветерок гонял серые хлопья пепла. Вдали заржала лошадь. Своя? Или это мародеры поспешили сунуть нос на территорию уничтоженной общины?    

- Следи за небом! – наказал дед. – Да и вообще – по сторонам поглядывай.

В глубине души Степан догадывался, что пришлые не станут отправлять «блюдца» в эту глушь дважды. Но вот оставить пару сюрпризов на месте резни они были способны. Без нормального оружия Степан чувствовал себя почти голым. Даже у старика имелся наган, а он – со складным ножиком, как мальчишка.

Чем ближе было фруктохранилище, тем тяжелее становилось на сердце. Дед Бурячок тоже нервничал, к тому же у него разболелся бедренный сустав, и старик теперь сильно хромал. В конце концов, Степке надоело плестись вместе с дедом, он, рассердившись, ушел вперед.



Отредактировано: 09.09.2017