Смерть Змеева

Смерть Змеева

В лето 6604 <...> В том же месяце пришел Тугоркан, тесть Святополков, к Переяславлю, месяца мая в 30-й день, и стал около города, а переяславцы затворились в городе. Святополк же и Владимир пошли на него по этой стороне Днепра, и пришли к Зарубу, и там перешли вброд, и не заметили их половцы, Бог сохранил их, и, исполчившись, пошли к городу; горожане же, увидев, рады были и вышли к ним, а половцы стояли на той стороне Трубежа, тоже исполчившись. Святополк же и Владимир пошли вброд через Трубеж к половцам, Владимир же хотел построить дружину, но те не послушались, а погнались вслед воинам, рубя врагов. И даровал Господь в тот день спасение великое: месяца июля в 19-й день побеждены были иноплеменники, и князь их Тугоркан был убит, и сын его, и иные князья многие тут пали. Наутро же нашли Тугоркана мертвого, и взял его Святополк как тестя своего и врага, и, привезя его к Киеву, похоронили его на Берестовом на кургане, между путем, идущим на Берестово, и другим, ведущим к монастырю.

Повесть временных лет

Июнь 1113 года

Берестово, окрестности Киева

— Змеевна, Змеевна едет! — шептались люди.

— И Змееныши ее с нею, — откликалось эхо.

— Эх, не прихлопнули их всех разом, пока еще можно было... — затухал злобный шепот вдали. — А теперь уж...

Звенигородский ябедьник Олекса Мужынич потянул вожжи на себя и влево, направляя телегу на обочину дороги, остановил ее вовсе и, сняв шапку, низко склонил голову перед неспешно проследовавшей мимо маленькой процессией. Женщина, молодая еще, невысокая, с тугой черной косой, выглядывающей даже из-под траурного платка. Двое молодых, у младшего еще и усы не прорезались, парней с угрюмыми лицами следом за нею. И пятеро гридей с прапорцем Мономаха, грозно зыркающие по сторонам, словно предупреждая — только сунься кто! Однако молча, и далеко не все, заломив при этом шапку да согнув шею, раздававшийся по сторонам люд, лишь провожал всадников недобрыми взглядами да чуть более громким, чем следовало бы, шепотком. Заступить дорогу не осмелился ни один.

— Бать, а енто хто? — прогундосил высунувший нос из-под кожушка Янь, старшенький Олексов, до того мирно дремавший в телеге, разомлев на жарком полуденном солнце. Приподнявшись над локтях, он вместе с младшими братом и сестрой, завороженно следил за медленно взбирающейся вверх по холму к небольшой часовенке, сверкающей сталью и шелком процессией. — Куда они, а?

— Княгиня Святополкова Елена, — заместо ябедьника ответил остановившийся рядом верховой в дорогой дорожной одежде и с серебряной гривной на шее — княжий дружинник да не из простых, рассудил Мужынич. — К Старому Змею с поклоном едет, вестимо, — сплюнул в дорожную пыль.

Мальчишка перевел озадаченный взгляд с чужака на отца, но тому сейчас было не до того. На перекрестке, который только что миновал княгинин поезд, возник нешуточный затор: чей-то возок попытался проскочить его первым, сразу вслед за последним из проехавших гридей, да нарвался на другого такого же торопыгу, столкнулся и едва не перевернулся на бок. Перевернуться-то не перевернулся, а вот горшки из второго, груженого доверху, воза посыпались на дорогу только так. И прямо под копыта и колеса третьей, попытавшейся, было, объехать не поделивших большак сторонкой телеги. Что тут началось... Олекса вздохнул и, покачав головою, махнул единственной рукой жене:

— Привал, пополдничаем тут. — Нашел глазами группу смердов, уже устроившихся под раскидистым дубом саженях в десяти от дороги и, щелкнув поводьями, направил тянувшую воз Дурынду в их сторону.

Всадник с гривной еще какое-то время сверлил взглядом остановившихся возле часовни, затем, прищурившись, посмотрел на застывшее в зените солнце и тоже повернул к придорожному дубу.

— Бать, а бать, а хто таков тот Старый Змей? — вновь подал голос Янь, как только семья расположилась в тени древесного великана. — Он што, живет тама? — малец ткнул пальцем в хорошо различимую отсюда часовню, в которой только что скрылись женщина и двое парней.

Но отца вновь опередили:

— Старый Змей-то? — прошамкал сидевший чуть поодаль старик с горбушкой белого хлеба и крынкой молока, поочередно прикладываясь то к одной, то к другой. — Так то ж отец княгини нашей бывшей, тестюшка Святополка Изяславича, чтоб ему пусто было. Тугарин Змеевич! — закончил старик, наставительно погрозив мальчишке пальцем.

— Тугоркан, — поправил его Олекса, помогая, насколько позволяло увечье, Исправе, жене, накрыть расстеленную прямо на траве скатерть взятыми в дорогу припасами. — Тугор-хан по-ихнему, по-половецки.

— Змей он и есть Змей, — мрачно обронил давешний дружинник с гривной. Стреножив коня, он плюхнулся наземь возле самого дуба, прислонившись спиною к стволу, и потянул из-за голенища сапога завернутую в тряпицу вяленую рыбу. — Его и свои, поганые, так кликали. За подлую его душонку.

— У него стяг был в виде большого красного змея, — Олекса улыбнулся жене, принимая у нее из рук ломоть хлеба с сыром и салом. — Как будто настоящий гад над головами воев плывет. Потому и Змей. А Старый — так он и в самом деле уж старым был. Княгиня та, Елена Тугоркановна, — он кивнул в сторону часовни, у дверей которых скучали пятеро гридей, — она из младших хановых дочек будет.