Смотаться в Затишье

Смотаться в Затишье

Смотаться в Затишье

В рассветных сумерках непритязательный Хьюндай выбрался из уличного лабиринта и оседлал киевскую трассу. Робевший в городской черте утренний туман здесь развернулся вовсю и вынудил Фомина разуть глаза и вынырнуть из уютной полудремы.

Две-три различимых попутных машины держали приличную дистанцию на правой полосе, а слева эпизодически возникали и рвали пелену в клочья отчаянные торопыги. “ Не меньше ста пятидесяти летят. Вслепую. Уверены, что пронесет?” Игривые красные крестики-нолики или узкий хищный прищур их задних габаритных огней резво удалялись и вскоре растворялись в молоке. А неверные, будто пригрезившиеся вдали белые и желтые искорки на глазах разгорались и обращались в неведомых монстров, шарящих по пелене длинными огненными щупальцами, пока не становились колесным транспортом, что на встречном курсе проносился мимо.

Вскоре окончательно рассвело, туман нехотя разползся по низинам, забирая с собой глазастых чудищ и открывая хмурую реальность осеннего дня. Пора было окончательно просыпаться. Фома подавил очередной зевок. Это никуда не годится. Дайте музыку! Только далеко за городом FM не поймать, а незаезженных кассет нет ни одной.

“Да-ро-гай дли-ин-на-ю” – затянул он, пытаясь разгуляться. Оборвал на полуслове – пободрее надо что-нибудь. Неведомо откуда всплыл старый марш, напористый и громкий :

– Утра краси-и-т нежным цветам… стены древнева-а Кремля-я… Прасыпа-а-еца с рассветам… вся саве-е-цкая земля-я… Ки-пучая! Ма-гучая! Нике-е-м ни-па-бедимая!

Внезапно разлетевшаяся на разнокалиберные осколки лет семь назад.

На сто девятом километре трассы, где из придорожного холма проросла стометровая ажурная махина вышки-ретранслятора, следовало свернуть налево. Отсюда до цели оставалось три десятка километров. Накануне директор поставил задачу:

– Надо завтра смотаться в Затишье.

Тринадцатый день октября начинался невзрачно, безнадежно серое низкое небо пыталось давить на психику. После скоростной автострады пустынная районная дорога выглядела совсем узкой. Хорошо еще, покрытие новое и гладкое, без ям и выбоин. Пусть не асфальт, но щебень с битумом тоже сгодятся. Словно спина кита, темное дорожное полотно покато снижалось от середины к краям.

Фоме предстояло загрузить на элеваторе два вагона пшеницы и оформить их отправку в порт. Ничего сложного, но это был первый самостоятельный выезд на отгрузку. Вдобавок ему было наказано утрясти вопрос с качеством зерна. На элеваторе за их частной компанией числилась пшеница четвертого класса, а по контракту с турками корабль загружали третьим, и это противоречие надо было устранить.

– Для решения вопроса пойдешь сразу в лабораторию, - напутствовал его директор. – Действуй через начальницу.

В кармане куртки у Фомы лежала небольшая пачка денег для плодотворного контакта.

С обеих сторон дорогу обступали невысокие рощи. Среди изобилия желтых оттенков попадались деревья в багрянце. Взгляд застревал на них, и Фомин неожиданно хмыкнул. Среди причерноморских степей вдруг всплыл занятный стих о Нескучном саде на берегах Москвы-реки. Когда-то в нём любило гулять благородное общество. Там же искали уединения пылкие кавалеры с дамами сердца, и, случалось, деревья краснели от стыда за любовные шалости, случавшиеся под ними. По тому парку Фома не гулял, а в Москве последний раз был, кажется, года три назад. Но сейчас не об этом. Признайся, дружок – а ты давно смущал деревья?

На лобовом стекле обозначились первые дождевые капли, потом заморосило погуще. Дорожное полотно заблестело на манер свеженачищенных туфель. Стрелка спидометра плавала между вполне разумными для этих условий цифрами, семьдесят- восемьдесят. Скоро доберемся. Только бы с пустыми вагонами не было проблемы.
Трасса делала изгиб, и Фома вписался в закрытый правый поворот. Когда пространство впереди вновь открылось взору, обнаружилась радикальная смена декораций и сразу несколько неприятных подробностей.

Дорога идет под заметный уклон. Хьюндай почему-то несет боком по центру дорожного полотна. Навстречу в полусотне метров взбирается в гору КАМАЗ.

Горячая волна ударила в голову. Не тормозить, не поможет! Куда руль? Влево! В сторону заноса! Почему ничего не меняется и меня продолжает нести боком?! Тогда вправо! И снова влево! Колеса не слушаются! Так и несет боком! КАМАЗ всё ближе. В голубой кабине в рядок трое. Застывшие в безмолвии лица, вытаращенные глаза. Куда подевались все звуки? Ни шума двигателя, ни шуршания шин. Что-то случилось со временем. Оно стало густым и вязким. Оно почти остановилось. Между гулкими ударами сердца проходила вечность. Он что-то делал рулем, потом, кажется, сильнее жал на газ…

Внезапно всё исчезло. Бесполезное сознание отключилось. На мгновение? На секунду? Дольше?

Когда он вынырнул из провала, оказалось, что уже нет никакого КАМАЗА. Путь свободен, машина катит по правой обочине – одними колесами по дороге, другими по придорожной траве. Он машинально проехал несколько десятков метров и остановился.

Лихорадочное дыхание улеглось. Какая тишина вокруг. В голове пусто и ясно. Трясутся руки. Горячие ладони обожгли лоб, когда он прижал их к лицу.

Откуда такая зеленая трава в октябре? Деревья какие нарядные!

В бардачке должна быть завалявшаяся с лета пачка сигарет.

Он вылез из машины, присел на какой-то бугорок и закурил. Выходит, новые покрышки ужасно повели себя на мокром битуме. Но что было потом? Каким боком пришло спасение? Словно кто-то вмешался. Взгляд его скользил по притихшей машине, по коварному покрытию дороги и улетал вверх, словно искал подсказку в небе.

Вверху всё поменялось. Сплошная серая суконка неба пошла пятнами, затрещала по швам и поддалась. В прорехи весело выглядывала синева. Чего рассиживаем? Пора ехать.

Дорога спускалась в широкую долину. Внизу извивалась речушка. По пологому берегу разбрелось коровье стадо. Рогатые головы тянулись к зеленой траве. Идиллия.