Смутная рать

Три товарища

Пили тихо, осмыслено.

У корчмаря заказали не зелено вино, а пива, к нему - закусок всяких. Место заняли в эркере, но окошко занавесили шторой.

Корела хлебнул, было, из кружки и тут же выплюнул на пол:

- Эй, хозяин! Ты совесть потерял! Что ты за гадость ты притащил?

- Это вода, - ответил Крысолов. - Я себе попросил. Отдай...

Он забрал кружку, из бумажной завертки высыпал порошок, размешал ножом, принялся пить.

- Думать надо… - заговорил Емельян Зола, видимо продолжая разговор, начатый еще на улице.

- Да чего тут думать-то? – спросил Андрюха. – На Украину надоть идти, приставать к запорожцам. Там что не лето – так поход. Можно на москалей двинуть, поляков пощипать под боком, валахов. На Крым опять же… А ежели на турка двинет Войско, так вообще веселуха пойдет.

Его собеседник обиделся, ударил своей кружкой о стол так, что та чуть не треснула. Напиток пенный выплеснулся на стол, на руку Емельяна. Вздрогнул корчмарь, пригляделся: не начинаются ли беспорядки: эти трое вызывали у него смутное беспокойство.

Но нет, все в порядке: кружка цела, спор касался только этих троих. Или двоих. Третий в тепле будто придремал.

- Дурак ты Андрей, - сокрушался Емельян. - Ой, дурак, прости Господи! Тебе ото лишь бы веселуха! Дальше носа своего не видишь! Уже надо о себе подумать, о будущем.

- А что о нем думать? – Корела пригладил свой белый чуб. - До него дожить надо!

- А коли тебе завтра глаза выбьют? – не успокаивался Емельян. - Ногу оторвет? Тогда что?

- Да в монастырь пойду тогда – грехи замаливать, к смерти готовится. Опять же, с Запорожья до Киевской Лавры недалече.

С улицы вернулся хозяин, шумно высыпал дрова у камина. Тот был огромным: в нем можно было запечь теленка, чем и собирался заняться владелец заведения.

Корчмарь принялся складывать дрова, разводить огонь. Тяги почти не было, и скоро помещенье затянуло дымом.

Причиной хлопот был мужичок в кафтане и шароварах, наверняка купец, сидящий у окошка. Гость этот на мир смотрел подозрительно, словно только что обворовал всех на свете и теперь ожидал ответной подлости.

Пока готовили заказанное, он попивал пиво, заедая его жирной тюлькой из миски. Его охранник, сидящий напротив, довольствовался только рыбкой. Ел он ее неспешно, то и дело поглаживая темляк шашки, висящей на боку.

В эрекере, меж тем, продолжался разговор:

- А я так думаю, надо двигать на Москву, - гнул свою линию Зола. - А оттуда – с обозом на запад. Польскому жолнеру на жалование положено сто злотых в три месяца. Это тридцать рублей. Получается – сто двадцать рублей в год! Это же сумасшедшие деньги! На Руси цена человеческой жизни – копейка. Взрослый – рубль, ребенок – полтина. Иной сын боярский за пять рублей в год будет на тебя спину гнуть. Политика - это самая важная наука нынче. Кто в ней не смыслит, тот даром жратву переводит. Вот скоро, попомни мое слово, снова гезы за гишпанцев примутся. А у тех серебра-злата из-за океана привезено - горы. Или швед с поляком сцепится. Тебе что больше по нраву: польские злотые или шведские далеры?

Андрюха широко улыбнулся и пожал плечами: выбор был трудным.

- Нет, то слишком далеко, слишком сложно. Кто куда, а я к запорожцам.

В кабак заскочил мальчишка, огляделся по сторонам, будто в поисках того, что плохо лежит.

- Пшел отседа, щегленок! - ругнулся хозяин.

И зашвырнул в паренька поленом.

Но не попал: там, где мальчишка только стоял, был лишь ветер.

- Крысолов, а ты чего молчишь?

Третий мужчина, будто дремавший чуть вдали от двух говорящих открыл глаза, повел бровью сурово. Но увидел в своей руке кружку с пивом и сменил гнев на милость. Сделал глоток, и так ничего не сказав, закрыл глаза, откинулся на стену, погрузился в полудрему.

Судя по улыбке, сон у него был самый приятный.

Только Емельяна это не смутило.

- Эй ты, я к тебе обращаюсь… Корела говорит, что на Запорожье надо двигать.

Крысолов, не прекращая дремать, кивнул: дескать, пусть двигает.

- А я говорю – надо до ливонцев идти.

Крысолов снова кивнул: надо – так надо. Не смею задерживать.

- А ты что по этому поводу думаешь? Сам-то куда пойдешь?

Собеседник открыл глаза, улыбнулся, потянулся. Зевнул и пожал плечами.

Емельян махнул рукой: спора не получилось.

- Нет, ну что за человек такой! Один на льдине! Ломом подпоясанный!

За мутным окном, около которого сидели купец и охранник, потемнело: будто кто-то шел, да остановился. Окно было мутным само по себе, да еще и протирали его давненько. Только очертания через него и можно было разобрать.

Послышалось шипение.

- Ложись! – успел крикнуть Корела.

Кричал не сидящим рядом, а двоим. Купец и охранник его только успели оглянуться на Корелу. Грохнул выстрел: посыпалось разбитое стекло. Охранник лицом рухнул в миску с тюлькой. По доскам побежала кровь.

Купец вскочил на ноги, заохал, стал крутить головой, бросился к двери, но опомнился, остановился.

- Эй, в корчме! – послышалось с улицы. – Живы там или со страха все сдохли?..

- Чего надо? – крикнул корчмарь и осторожно выглянул за дверь.

- Это грабеж. Слушайте, значит, наши условия. С господина купца: две трети того, что он в мошне носит. Мы с ним еще с ярмарка следим. Обманет – не пощадим. С остальных – половина. Цените нашу щедрость: оставляем деньги на развод!

- Да хрен тебе, а не деньги! – в разбитое окно выплюнул Зола.

Все трое поднялись из-за стола, и теперь прохаживались по корчме. Хозяин смотрел на них со страхом: не сделали б хуже.

- Ну, чего там? – крикнули с улицы. – Выходите по одному. Сабли – наземь. После соберете.