Смутная рать

Битва под Добрыничами

Корела поставил ногу в стремя, подпрыгнул, но не рассчитал силу прыжка. Он перемахнул через седло, упал по другую сторону лошади, но подниматься не стал, а тут же уснул.

- Ты дывы, - задумчиво пояснил стоящий рядом черкас. – Гепнувся!

- Пьян, скотина! – ругнулся Дмитрий. - Тут в бой идти надо, а он нажрался, что в седле не удержится. Ладно, без него обойдемся, пусть трезвеет. Заберите его с земли, а то ведь замерзнет. По коням!

Отряд, возглавляемый Дмитрием, выехал из замка и по замерзшей дороге зарокотал на запад. А Корела протрезвел лишь к следующему утру. Хотел пуститься вдогон за царевичем, но конюшни крепости были пусты. Для грядущей битвы забрали всех лошадей до последней клячи.

Расстроенный и больной Андрюха бродил по крепости, вглядывался в закатный туман, ожидал: не появится ли гонец, не затопает ли по дороге какое-то из царских войск.

Устав ждать, снова напивался, забывался нетрезвым сном, чтоб опять проснуться с похмельем и в тревоге.

Думал: что там Дмитрий? Ох, не доведут его до добра поляки.

-

Князь Мстиславский лениво продрал глаза.

- Что такое?.. – спросил он у слуги. – Чего разбудил?

Ночью было неспокойно: самозванцевы лазутчики пытались подобраться к селу, поджечь домишки, их отгоняли с шумом и стрельбой, неизменно будоража сон князя. Утром к царским войскам подошло подкрепление, ведомое старшим Шуйским. Мстиславский повелел, чтоб Шубник со своим полком стал справа, готовился к обороне, а сам отправился досыпать.

Но, проспав до полудня, снова был разбужен.

- Бунтовщики выдвигаются!

- Выдвигаются? Это славно. Раньше начнем – раньше закончим.

Князь велел одеваться. Выйдя из избы, тут же попал ногой в навоз, запачкал дорогие сафьяновые сапоги.

Тут же словно из-под земли вырос Василий Шуйский.

- А, Василий… - кивнул Мстиславский. – Здрав будь.

- Здоровались уже.

- Чего-то хотел?..

- Да! Ты сказал, чтоб я стал справа! Там дурное место в низине. Боюсь, не устоят войска. Дозволь отойти.

- Не дозволю, - рассматривая сапог, ответил Мстиславский. - Стой, где я тебе сказал. Что-то еще?..

- У тебя стрельцы как-то странно построены. Кто же их в нитку вытягивает?..

Но и от этого Мстиславский отмахнулся. Походило на то, что испачканный сапог его волновал куда больше.

- Васька, не лезь, куда тебя не просят. Я же не говорю тебе как лучше шубами торговать. Да и в любом случае – поздно уже перестраиваться. Воры двинулись.

-

Дул ветер, то и дело, задувая фитили пищалей, с неба сыпал мелкий и мерзкий снежок, но видно было достаточно далеко. И Шуйский видел как за дорогой, из-за холмов появилась польская конница. Она как на учениях из походного строя развернулись в боевой порядок. Еще недостижимые для русских пищалей и луков, шли на рысях.

- Хотят сбоку зайти, как то было под Новгород-Северским, - пояснил гонец, приставленный к Шуйскому Мстиславским.

- И как было, под Новгород-Северским?.. Обошлось?..

- Да где там, - зевнул гонец. - Поколотили нас. Драпали – только пятки сверкали.

Польский ротмистр дал команду: лес пик опустился, кавалерия ощетинилась в сторону царских полков. В шагах трехстах всадники угостили коней шпорами, и конница просто понеслась, старясь быстрей пересечь пространство, где русское оружие уже добивает, а копья еще бесполезны.

- Стреляй! – гаркнул воевода.

Лучники успели дать два выстрела: раз навесом и раз настильно, когда уже чувствовался перегар из глоток супостата. Некоторые всадники упали, умерев не опохмелившись, где-то заржал раненый конь. Дальше польская кавалерия врезалась в строй, ударила словно молотом по полку правой руки. Началась сеча, жестокая рубка. И, несмотря на численное превосходство, царские войска подались назад.

Еще через час гонец докладывал:

- Князь Шуйский отступает. Говорит: держаться нет никакой возможности. Говорит еще что он предупреждал, и что он будет жаловаться государю. Полка правой руки больше нет!

- Отступает?.. Это хорошо, - улыбнулся Мстиславский.

Князь смотрел вдаль. Судя по выражению лица, там собиралось что-то суровое.

Гонец отступил и про себя чертыхнулся. Не поймешь этих нынешних князей, царей. То ли дело батюшка рассказывал, как хорошо жилось, пока был Грозный! Когда гонец приносил дурные вести, он звал палача. Когда новостей не было, он все одно звал палача. Были, конечно, недовольные, Господь, упокой их души… Зато – стабильность! Зато – порядок!

…Раскрошив правый полк, конница самозванца стала окружать полк большой.

Справа и сзади заходили живописные польские гусары. Прямо же появились голодранцы-черкасы, почти без брони, но от того и более подвижные, быстрые. Они легко оттеснили дозорный полк Ивана Годунова.

- Уроем, гадов! – кричали казаки. - Уроем! Ур-а-а!!!

Стрельцы недовольно бормотали: отчего не дают команды стрелять? Неужто в верхах измена и сейчас их бездарно отдадут на расправу как поступили с полком правой руки?..

На горушке, где стоял походный шатер Мстиславского, появился запыхавшийся и простоволосый Шуйский.

- Измена в войске… - проговорил он.

- Да ну?.. – удивленно поднял бровь Мстиславский.

- И ты, князь, первый изменник. Я уже отправил гонца в Москву, о том, что битву мы проиграли твоими стараниями.

Мстиславский улыбнулся:

- Одень шапку, князь, простудишься. А с гонцом ты поторопился… Видишь ли… Ты когда-то резал свинью?..

- Нет… - осторожно ответил Шуйский. – А зачем это ты спросил?..

- К тому свинью нельзя резать по кусочкам. Либо ты ее режешь всю, либо не режешь вовсе… Оглянись князь, что ты видишь?..