Смутная рать

Взятие столицы

Все получилось как-то случайно, нелепо. Когда переезжали через летнюю Хомутовскую дорогу, казаки заметили хвост обоза, идущего к Москве. Без приказа атамана взяли рыся, а когда в обозе заметили преследователей – рванули галопом. Возчики тоже стеганули коней, да куда телегам тягаться с конницей. На хвосте у обоза ворвались в сельцо, догнали голову, остановили.

Охраны не то не было, не то она успела разбежаться.

Обоз окружили, стали срывать с груза холстину. Оказалось, что поезд вез с Соловков рыбу. Три года назад такой добыче не было бы цены, но сейчас казаки выглядели откровенно обиженными.

И тут на глаза Корелы вытолкали человека не то чтоб богато одетого, но явно выделявшегося среди возниц. Как он оказался среди обоза, почему не сбежал – уж не понять. У пленника тут же отобрали богатую саблю и пистоль, бросили в пыль.

- Казак, не погуби! – заюлил пленный. – За меня выкуп дадут. Я дворянин, Пушкин я, может, слышал?.. Не казни, казак!

Андрей молчал.

- Что будем делать, атаман? Отвезем его к нашим?.. Может, и правда выкуп дадут?..

С пленным надо было что-то делать, - думал Корела. – Везти с собой – неудобно. Прихлопнуть просто так будто бы не за что: дворянин даже саблю свою не поднял на казаков.

Молчание затягивалось: пленный видел в нем дурной признак.

- Ну так что, Андрюха? Чего делать будем? – спросил казак. – Корела?.. Ты заснул что ли?

- Корела?.. – ожил дворянин. – Андрей Корела? Полководец царевича Дмитрия? Да что вы тут делаете?.. Москва вас ждет! Войдите, свергните самозваное годуновское племя и владейте! Я покажу вам дорогу!

И Пушкин картинно повел рукой, указывая в сторону солнца. Путь на Столицу тайной не была: здесь все дороги вели либо в Москву, либо из Москвы. Корела же собирался обойтись тропками, пройти по ним вокруг.

- Ну же! – частил Пушкин. – Уверяю вас, все, что вам надо – это войти! Народ ждет вас, и тут же будет целовать крест истинному царевичу! Идите за мной! Верьте мне! Мой брат, Гаврила у Самоз… У истинного царевича! Я Глеб! Глеб Пушкин!

Дело было обычным: часто семейства разделялись, бросали жребий: какому государю служить. Кто бы после не попадал, семья все равно оказывалась хотя бы не в опале.

- Ну же?.. Поехали! – звал Глеб. – Москва будет сегодня же ваша!

Корела посмотрел на своих казаков. Сомнение читалось на их лицах. Кто-то сказал:

- Атаман, не верь ему! Заманивает!

Корела задумчиво посмотрел за околицу. От Красного Села уже было видать стены Московского Скородома. Так близко к Москве он не собирался подъезжать.

Махнул рукой, бросил клич:

- Кто верит в меня – за мной! Кто не поедет – тех… Тех - не виню.

Поехали все.

-

Верно, если бы отряд Корелы приблизился бы к Москве сам, то ворота бы успели закрыть, а со стен ударили бы пушки и пищали. Но тут, только когда голова обоза уже проходила под воротами, стражники опомнились, сообразили, что для обоза слишком много охраны. Крикнули:

- Кто такие?

- Посланцы царевича Дмитрия, - гаркнул Андрей. – Атаман Корела с боярином Пушкиным!

Пушкин боярином не был, Корела так ляпнул для красного словца, для пущей важности, но Глеб воспринял все как-то слишком всерьез.

- А-ну, кричи «ура» Дмитрию Ивановичу! – распорядился он стражникам.

Со стен крикнули нестройно и как-то вопросительно.

С дюжину стрельцов пошли с телегами, и дальше за обозом увязывалось все больше и больше народа. И уж не разобрать, кто пошел во имя царевича Дмитрия, а кто – просто так, от нечего делать, из любопытства.

Пронеслось по всей Москве «бич божий»: Корела уже в Городе, на Красной площади. И бояре ему как посланцу царевичу Дмитрию вынесли хлеб с солью да сулею с зеленым вином. Корела от хлеба отщипнул кусочек, зато к бутылке приложился крепко, пил так, словно его мучила вселенская жажда.

Поднятый слухом, народ стекался со всего города на Красную площадь. И действительно там, у рва, видел молодцов Корелы, которые рассказывали байки стрельцам, а те, вместо того, чтоб рубить недавнего врага, смеялись.

Тлела зола в казане у пушек, но никто из них стрелять не собирался. Сам Корела стоял на Лобном месте, но чуть в стороне. Он привез письмо от царевича – задуманное как подметное, сейчас оно превратилось почти в указ. Но Андрей читать не умел, а если бы умел – то не любил. Да что там – даже расписываясь крестиком, он делал две ошибки. Потому письмо читал Глеб Пушкин.

Через толпу почти к самому Лобному месту протиснулся старик с бельмом на глазу.

- Чотакое?.. – спросил он.

- Читают царское слово! Слухай!

И старик действительно прислушался.

С Лобного места неслось:

- Держава станет самой великой, самой могучей в мире.

- Врет он все… Одно слово – Пушкин…

- Народ станет жить хорошо, весело!

- Может и весело – так что просто обхохочешься… Но при этом не долго. И что важно – не хорошо…

- Но сначала надо затянуть пояса!

- А вот это сбудется – к бабке не ходи.

На старика шикнули, но тот развернулся и заковылял прочь.

Он слышал, как народ на площади кричал «Ура» Дмитрию Иоанновичу.

Корелу на руках внесли в ближайший кабак, где он чуть не на пороге сам выдул братину. Как иной пьяница, не веря в увиденное, желает протрезветь, так Андрей напивался, ожидая, что в хмельной голове действительность сравняется с мечтами.

Москва упала в руки как спелый плод. Все думали, что это сложный вопрос, а оказалось даже не вопрос, а полвопроса. Как с иным яблоком – достаточно только ладони подставить, чтоб оно тебе в руки свалилось.