Смутьян

Смутьян

Вильгельм всегда был каким-то чужим. Нет, вроде бы это ему и не мешало, да и другим тоже, он не становился изгоем и никогда не был среди теней незначительности, но он всегда держался отстранённо, с какой-то вечной полуулыбкой-полуусмешкой. Так выглядит человек, который понял что-то такое, чего не поняли другие, и даже не могут, наверное, понять. Впрочем, не совсем человек. Маг.

Началось с детства. Ещё до того, как родители отправили Вильгельма изучать магические искусства в Цитадель, он уже отметился среди сверстников тягой к книжным знаниям. Он не играл с детьми своего магического круга, не озорствовал, не отращивал никому ослиных ушей и держался очень спокойно и равнодушно.

Его родители сначала были рады этому, но затем начали тревожиться. Слишком тихий ребёнок! Бывает ли такое?

–Может быть, хочешь поговорить с животными? – спрашивала мать с осторожностью, – я могу попросить оленя покатать тебя по лесу.

–Не хочу, – отмахивался Вильгельм.

–Может быть, хочешь попробовать приготовить со мной зелья? – предлагал отец.

–Не хочу, – снова отказывался Вильгельм и уходил с головою в новую книгу. Родители тревожились: у мальчика не было друзей, и сам он не проявлял ровным счётом никакого интереса к той магии, что жила в нём.

–В Цитадели всё будет иначе! – решил отец и мать кивнула. Пора ребёнка отлучать от дома, выпускать в мир, где ждали его обучение магическим искусствам, а затем вступление в бесконечную войну Цитадели с Церковью, или, переводя в людские ресурсы: война всего волшебного братства с церковниками, война природной силы с крестом.

И Вильгельм отправился в Цитадель. Восторга он не выражал, разочарования тоже, домой не просился, за руку отца и матери не цеплялся, но и собирался безо всякой охоты.

–Всё будет иначе, он станет другим! – уверял отец, наблюдая за тем, как Вильгельм скрывается за укреплённой стеной Магической Цитадели.

Мать ничего не ответила: тяжёлое предчувствие сжало ей сердце тревогой.

И не зря.

Первый же урок, начавшийся на следующий день после размещения новых учеников Цитадели, среди которых были юные вампиры и оборотни, будущие волшебницы и целительницы, маги и некроманты, ознаменовался грозой. Старый Наставник обозначал традиционные устои Цитадели.

–Вы знаете прекрасно, дети, что церковники ведут против нас войну. Они стремятся нас уничтожить, изгнать во мрак, считая, что мы из этого мрака и пришли…

Рука Вильгельма взметнулась вверх. Старый Наставник нахмурился, но кивнул:

–Да?

–Почему? – спросил Вильгельм. – Почему они так считают?

Старый Наставник застыл. Он никогда не думал об истока войны. Он был стар, но всей его старости не хватало, чтобы знать, когда началась эта бесконечная война креста и магии.

–Они думают, что мы из тьмы, – наконец нашёлся он.

–Но если бы это было так, то светлому богу не нужны были бы церковники, – возразил Вильгельм, – он сам уничтожил бы нас. Но мы живы. Мы процветаем и не вырождаемся.

–Не перебивайте! – обозлился Старый Наставник. Он никогда не думал о таких тонкостях. Зачем ему было? Он родился, война шла. Его учили так, что война идет, и будет идти. И в этой войне у каждого родившегося с магией в крови свой путь и своя роль. – Итак… Цель церковников в уничтожении нашего рода и завоевании людей. Эти церковники хотят сделать весь мир церковью, подчинить всех одному закону. Цитадель же даёт людям свободу и мир…

И снова рука Вильгельма взметнулась вверх. На этот раз его соученики смотрели на этот порыв со страхом.

–Да? – в голосе Старого Наставника проявилось неприкрытое раздражение.

–Разве не разумнее было бы позволить людям уйти под власть церковников, а самим затаиться? Пусть они поживут под их властью, и если та будет им не по нраву, они её сами и свергнут. Люди против людей – это закон. Люди против магии – это резня. Да, погибнут многие, но люди боятся магии…

–Боятся и ищут, потому что она – сила! – назидательно поднял ладонь вверх Наставник, демонстрируя в ладони пылающий синий шар заклинания.

–Но и церковников они боятся, – напомнил Вильгельм. – Пусть люди сразятся с людьми. Если они выберут нашу власть, они выберут её добровольно…

Старый Наставник пожевал губами, затем с мрачной торжественностью обратился к ученикам:

–Дети…вы слышите его речи? Знаете, кто может так говорить?

Класс молчал, ощущая тревогу, наконец, одна тоненькая рука в самом конце класса взметнулась вверх.

–Говори, Абрахам! – велел Наставник.

–Так говорят лишь смутьяны, – последовал ответ.

Вильгельм против воли скользнул взглядом по классу и встретил в толпе детей маленького мальчика, который из-за своей худобы казался ещё младше и болезненнее, чем был. Но взгляд – прямой и тяжёлый, недетский взгляд, всё это навсегда запомнилось Вильгельму.

Много позже именно этот Абрахам станет фигурой, известной в обоих мирах. Фанатичный последователь Цитадели он проявит себя сначала её верным псом, а потом неожиданно переметнётся на сторону креста и пойдёт против своих же собратьев, разочаровавшись в одной идее, но, не сумев жить вообще без смысла или для другого, любого свободного смысла, он всегда будет выбирать путь служения и Вильгельму, много-много лет спустя придётся всё-таки свести свои счёты с Абрахамом.

Но всё это будет потом, много лет спустя от этого дня, где Вильгельм впервые заслужил наказание за дерзость и смуту.

Дальше таких наказаний у него будут сотни.

***

Все годы обучения в Цитадели Вильгельм пытался проявить себя прилежным учеником, у него просто не получалось. Он выполнял задания и занимался, старался и был послушен, но стоило начаться очередной речи о гибельности церковного дела для мира и праведности для этого же мира деятельности Цитадели, как Вильгельм не выдерживал:

–Ну почему? Почему? – спрашивал он раз за разом, набредая на всё новые открытия в своих мыслях – Почему вы думаете, что вы правы, а они нет?