Аня вышла из здания, куда на протяжении последнего года регулярно ездила на языковые курсы. 30 декабря. Девушка подняла голову к темному зимнему небу, покрытому тучами, из которых вот-вот готов был рассыпаться миллиардами белоснежных хлопьев снег.
«Холодно. Зачем только решила ехать на метро? Могла бы вызвать такси, домчалась бы с ветерком», - внутренний голос, как это часто бывало, увещевал девушку, то ли ругая за то, что послушалась отца и согласилась против своего желания на общественный транспорт (зато не стоять в предновогодних пробках!), то ли намекая на то, что глупо экономить на собственном комфорте, особенно когда все преимущество по времени уложится в двадцать минут максимум.
Делать было нечего: такси ждать долго, на улице – дубак, и вот-вот начнется снегопад, время позднее, в дверях здания за спиной девушки охранник уже прозвенел ключами – значит, внутрь не попросишься: мужчина суровый и праздно шатающихся студентов не любит.
Поплотнее закутавшись в палантин и натянув перчатки, Аня медленно спустилась по ступенькам крыльца. Поднявшийся ветер не сулил ничего хорошего. А ведь еще несколько часов назад был хоть и морозный, но солнечный день… Теперь же, казалось, стихия решила оторваться и за этот день, и за несколько предшествующих.
Девушка отогнала гнетущие мысли и подумала о том, что всего через полчаса уже будет дома, на уютной теплой кухне пить чай и снимать пробу с маминой выпечки. Странное дело: готовить мама не любила никогда, за эту составляющую их быта ответственным всегда был папа, а после – старшая дочь Оля и сама Аня. А вот выпечка у мамы выходила отменная, да и сам процесс явно доставлял ей огромное удовольствие. Есть, впрочем, она ее не любит, оставляя это право за мужем и дочерями. Оля даже ругалась по юности с мамой по этому поводу: где это видано, чтобы девушка в шестнадцать лет весила семьдесят килограммов. С возрастом, конечно, вес ушел – сказалось и то, что Оля повзрослела и стала сама себе хозяйка, и жесткая дисциплина, к которой она себя приучила в вопросах питания. Но обида на маму осталась, да и к мучному Оля практически не притрагивалась с того времени.
Мокрый снег засыпал темные улицы, освещаемые фонарями и новогодними инсталляциями, больно хлестал по щекам, от ветра сбивалось дыхание. Замшевые сапожки Ани скользили по тротуару, который мгновенно превратился в каток со слякотной пленкой сверху.
«Дурочка, зачем только их надела… Могла же посмотреть прогноз на вечер! Обрадовалась, что днем было сухо, да и к платью хотелось что-то изящное. Вот и довыпендривалась, теперь до метро добираться только мелкими шажочками, еще и сапоги испортятся.» Надолго ли хватит замшевой обуви в московском климате, где дождь и снег зимой уже давно неотделимы от реагентов?
В кармане пальто завибрировал телефон.
— Алло. Да, пап, я уже подхожу к метро, через 3 минуты буду внутри. Может я все-таки сама дойду, не маленькая ведь? Нет, конечно, я буду рада провести лишние 2 минуты в компании любимого папули! Все, целуй маму, я захожу в метро.
Отключившись, Аня порылась в боковом кармане сумки, достала «Тройку» и приложила ее к турникету. Электронный мозг на мгновение задумался, а затем прозрачные створки распахнулись, призывая погрузиться в вечернюю суматоху общественного транспорта. Хотя, для суматохи было уже поздновато – почти десять вечера. И все же людей на платформе хватало.
Девушка с детства любила метро, из всего общественного транспорта отдавая предпочтение ему и трамваям – есть в них какое-то особое очарование. Монотонный стук колес, покачивание, люди, снующие туда-сюда, темные тоннели, тесно переплетающиеся разноцветные линии на схеме… Настоящий лабиринт для неискушенных. В метро здорово думается обо всем на свете, особенно если едешь не в час пик.
Пункт назначения – Пражская. Серый кружочек в нижней части схемы. Когда-то окраина города, «выселки», кто только не упражнялся в остроумии про соседнее Бирюлево и близость к заМКАДью, а сейчас – вполне себе неплохой район, торговые центры, магазинчики, аптеки, автобусные остановки, на которых до позднего вечера можно встретить ожидающих свой транспорт сонных пассажиров.
Зайдя в вагон, девушка села на свободное место возле поручня. Ехать двадцать с небольшим минут, есть время подремать или почитать. Сегодня выбор пал на первое: мозг итак с лихвой был загружен на занятиях, даже музыку слушать не хотелось, а дорога до метро, хоть и короткая, но в этот вечер особенно неприятная, казалось, лишила ее остатков сил.
Прислонившись к поручню, Аня устало закрыла глаза и отключилась на несколько минут. На Тульской поезд тряхнуло, девушка посмотрела на табло над дверью, а затем снова опустила веки. Но теперь ей не спалось: ее сознание не покидала мысль – а скорее ощущение – что за ней кто-то следит. С ней крайне редко бывало подобное, она в целом была не очень-то чувствительна к чужим взглядам и вниманию, поэтому непривычное и неуютное ощущение, затаившееся где-то в центре груди тревожным комком, едва не ввергало в панику.
Аня открыла глаза и стала внимательно присматриваться к пассажирам. Каждый был занят чем-то своим: напротив мужчина средних лет спал мертвецким сном, даже слюна стекала из края рта; женщина справа от него с кем-то оживленно переписывалась; на лавке правее две девушки что-то обсуждали, активно жестикулируя и периодически заливаясь тихим смехом; остальные пассажиры либо дремали в ожидании своих станций, либо сонно поглядывали на экраны смартфонов. Ничего подозрительного.
Поезд притормаживал перед Нагатинской. Несколько человек подошли к дверям, мужчина напротив проснулся, смешно подпрыгнув, судорожно огляделся, вытер тыльной стороной ладони мокрую щеку и, все еще осоловело глядя по сторонам, метнулся к открывающимся дверям. Аня, на минуту засмотревшаяся на него, тихонько улыбнулась в воротник пальто, но потом внутри снова стало тревожно. Откуда взялось это ощущение пристального взгляда со стороны?
Она снова принялась присматриваться к пассажирам. Повернув голову направо, она заметила в самом дальнем от нее конце вагона человека лет тридцати пяти. Низ его лица был скрыт серым шарфом, сверху была натянута такая же серая шапка. Он выглядел крайне неприметно, будто стремился оставаться невидимым как можно дольше – бесформенная черная куртка без каких-либо опознавательных знаков вроде логотипа бренда, прямые синие джинсы, явно не новые, черные шерстяные перчатки, черты лица невозможно разглядеть. Единственное, что не вызывало сомнений – человек был мужского пола. И хоть Аня не могла определить направление его взгляда, но внутреннее чутье, которое проснулось несколькими минутами ранее, кричало: вот оно! Опасность!
Отредактировано: 10.10.2024