Сновидцы вечных городов. Весна

Глава 1. Последний герой

Расскажу вам такую историю: зимой Игорь потерял всех друзей.

Почему, точно сказать не мог, — просто так вышло, что почти все из них за минувший год успели перекочевать сперва в разряд приятелей, а затем и вовсе превратились в шапочных знакомых, встречи с которыми ограничивались неловкими разговорами за чашкой в кафе и обещаниями «собраться всем вместе старой компанией».

Впрочем, их можно было понять: пора их юности быстро подходила к закату, и сверстники Игоря постепенно понимали, что нельзя вечно быть молодым и несчастным. Они налаживали свои жизни и двигались дальше — и только Игорь остался на обочине жизни и теперь плелся, дыша пылью и волоча за собой груз из сожалений и упущенных возможностей.

Было тут еще обстоятельство — упрямый отказ Игоря довольствоваться окружающей действительностью. Он с детства зачитывался научной фантастикой про героев из далеких галактик и фэнтезийными романами о храбрых странниках, спасавших свой мир от древнего зла. В подростковом возрасте к ним присоединились рок-звезды, проложившие путь к бессмертию проникновенными балладами и стадионными гимнами, и стрелки из вестернов с орлиными взглядами и звенящими шпорами.

Конечно, иногда ему приходилось подключаться к реальности — в основном, чтобы сделать уроки, или поужинать с родителями, или посидеть в углу шумной вечеринки, куда его пытались вытащить друзья. Но большая часть его дней проходила в грезах, где он был тем, кем хотел: певцом, исполняющим Stairway to Heaven, или рыцарем, пронзающим пасть дракона. А по ночам, когда не мог сомкнуть глаз от бессонницы, он лежал, уставясь в потолок, и терзался вопросом: «Неужели вся жизнь будет такой скучной?».

Под утро накатывал сон — и в нем Игорь часто видел картину: город будущего, сияющий стеклом и огнями. Он видел хайвеи, лавирующие среди огромных жилых массивов. Мощеные улицы, катящиеся через холмы, и небольшие квадратные домики, чьи фасады и крыши почти полностью скрывались под волнами зелени. Бело-синие трамваи и вагоны метро, скользящие под окнами зданий.

Утром, конечно же, звонил будильник, и он просыпался с ноющим сердцем и туманной тоской. Он знал, что этого города нет ни в одной точке планеты, — но в то же время что-то подсказывало ему, что его сны не были плодом его воображения. Конечно, своими соображениями Игорь ни с кем не делился, чтобы не приняли за сумасшедшего — однако втайне он лелеял надежду, что когда-нибудь сможет увидеть город из снов наяву.

Возможно, поэтому он так и не преуспел в реальной жизни — а все, кто был ему дорог и близок, утекли, словно песок сквозь пальцы, и вместо них остались лишь мечты и надежды. И ладно если бы эти мечты были похожи на те, что питали его простые и приземленные товарищи; нет, они были такие же напыщенно-претенциозные, как и он сам. Это были мечты, на которые любой разумный человек сказал бы: «Да ну, бред какой-то», — но Игорь к таким людям не относился (точнее, относился, но с прохладцей).

Например.

Однажды Игорю в метро улыбнулась девушка, и… вот что бы на его месте сделал нормальный, функционирующий в обществе человек? Наверное, улыбнулся бы в ответ. Может, попробовал бы завести разговор. Только не Игорь.

Для него улыбка незнакомки обернулась душевной контузией, от которой он раскрыл рот буквой «О» и незаметно для себя провалился в мечты о том, как они заводят задушевный разговор, идут первый раз в кино или на концерт, признаются друг другу в любви, первый раз целуются, первый раз… неважно. Важно то, что в итоге он уснул, а когда проснулся, то обнаружил, что девушка давно уже вышла, а из раскрытого рта на воротник стекает паутинка слюны, заметная всем попутчикам.

На самом деле, это был не единственный такой случай (просто самый позорный): каждый месяц Игорь переживал примерно десяток таких выдуманных романов, и все начинались со случайной улыбки или обмена вежливыми фразами у стойки кафе.

К слову о романах: другой навязчивой мечтой Игоря было написать Великий Роман, настолько гениальный, что он мгновенно сделает его знаменитым и всеми любимым. Он регулярно представлял себе восторженные эпитеты, которыми награждают его творение критики: «откровение», «глубочайшее высказывание» и «самый новаторский роман XXI века». Игорь воображал себе, как сидит на каком-нибудь телешоу или на подкасте у знаменитого критика и рассказывает, что вдохновило его на создание Той Самой Сцены, которую все так горячо обсуждают. Не то чтобы что-то предвещало такой оглушительный успех, не то чтобы он вообще активно трудился над собственным творчеством — но мечтать об успехе это ему не мешало.

Конечно, с годами эти мечты постепенно выцвели, равно как и картины того самого города, являвшегося Игорю во снах. Но даже когда суровая проза жизни, казалось бы, ясно дала понять, что всему этому никогда не сбыться, его мечты не сбежали, а стыдливо спрятались в самом дальнем уголке его сознания, откуда время от времени посылали слабые сигналы: «Эй, мы все еще здесь! Мы все еще надеемся».

И в то же время он буквально мог чувствовать, как смыкаются стены того узкого коридора, каким стал его жизненный путь, и закрываются двери, которые еще могли бы вывести его к более светлому будущему. Игорь до сих помнит момент, когда до него дошло, что он по-настоящему зашел в тупик.

…Три часа дня, понедельник. Хмурый февральский снегопад заваливает Москву, как полустанок под Актюбинском, налипая белыми комками на стекла столовой. Игорь смотрит на одинокое буксующее такси, неосторожно решившее развернуться напротив офиса редакции, и в душе его тоже воцарился промозглый, снежный февраль. Он думает о том, что в тарелке его ждут подостывшие, слипшиеся между собой макароны, а внизу, в редакции — еще четыре часа новостной писанины, вынимающей душу, за которыми последуют полтора часа давки в общественном транспорте и ужин из таких же подостывших, слипшихся макарон на тесной кухне однушки.