Соавтор

Соавтор

К черту, решил я, и вошел внутрь. Среда, предзакатный май. Двое у доски, шепчущихся, молодых; мальчишки, хотя один и был бородат. Оглядываюсь в поисках свободного места: чересчур их много. Аудитория рассчитана человек на восемьдесят, ну а внутри человек шесть, да я — седьмой. На пороге остановился, гляжу в каждую пару глаз, и в каждой — страх неизвестности. Вот тебе и поэты, цвет нации — неловкость одна да смущенное на местах поерзывание. И перешептывание тех мальчишек у доски, мальчишек, хотя один из них уже бородат.

-Вы... Ты к нам? - как можно доброжелательнее спрашивает безбородый. - Ха! Смотри-ка, пятеро уже, - обращается он к своему приятелю у доски. - Вот тебе и ну, так, глядишь, соберем семь, нет, восемь, а для первого раза... Ну, проходи, проходи!

-Дай бог, чтобы и эти не ушли, - доносится до меня голос бородатого. - да, конечно, проходи, не стой, скоро начинаем уже.

Неловкая пауза. Мальчишки у доски выдохнули как-то одновременно, невпопад переглянулись. Волнуются, наверное. Я тоже волнуюсь — внутри бьется сердце громко очень, в голове шумно и неясно, какое-то чувство сопричастности — и уже. Хотя это, наверное, от волнения, да и только. Черт меня дернул, думаю. Но раз уж пришел, то поглядим, то посмотрим; как знать, может что толковое будут говорить?

-Так, чего у нас там по времени? - спрашивает безбородый. - Андрюх, знаешь, я так волнуюсь. Ну, оно и неудивительно. Это мой первый раз. - к моему удивлению, он начинает отрывисто посмеиваться над своей шуткой, видны слабые улыбки.

-Да, в общем-то, - говорит тот, кого назвали Андреем. - время без трех. Начнем, пожалуй?

-Нет. - говорит безбородый ко всеобщему удивлению. - Знаю я этих всех. Стоит начать, и они повалят. Было сказано ровно же?

-Ну, было. - неохотно соглашается Андрей. - Слушай, я тебе поражаюсь...

-Так значит ровно и начнем. Ждем, короче, - говорит он и подмигивает кому-то. Наверное, сам себе — и от волнения, от чего же еще.

Конечно, я это подмечаю. Я все подмечаю. За следующие три минуты я молча гляжу на остальных и не пытаюсь завязать разговора, впрочем, и они таким желанием не обладают. В аудитории, схожей с амфитеатром, находятся семеро. Андрей и безбородый, я, сидящий почему-то выше всех, две подружки, близко друг к другу придвинувшиеся, и одиночки — мальчик и девочка, максимально друг от друга удаленные. Все они студенты — видно по их лицам. Судя по реакции, по манере общения, по кивкам и улыбкам в сторону аудитории — студенты между собой знакомые или что-то вроде. Сидят и ждут. И ерзают на местах. Цвет нации, надежда словесности. Будущие «соавторы», как называют себя сами адепты-мальчишки, нервно переминающиеся перед нами, слушателями. Стоит парта, на которой абсолютно ничего не лежит. Стоит всего один стул, на который так никто из них за все полтора часа и не сядет. Воздух — сплошное напряжение, электрический ток. Я заламываю пальцы и смотрю то на них, то себе под ноги; я корю себя за это, за эту слабость, нужно быть уверенней, чтобы все прошло хорошо. Три минуты тянутся холодными макаронами.

Наконец, безбородый говорит:

-Итак, ровно. Здравствуйте, здравствуйте, дорогие друзья! Смотрю на всех вас, вижу немой вопрос: кто вы, о прекрасные незнакомцы? - Легкий, неуверенный смешок. Я бы тоже рад, да не могу, весь на иголках. - Так вот, мы — это те, кто, ну, за словом в карман не лезет. Кто видит этот мир таким, какой он на самом деле есть. Кто...

-Кто пишет, короче, - подхватывает Андрей. Замечаю тень неудовольствия на лице безбородого. - пишет в стол или на стол. Или на столе. - переглядывается с безбородым. - Кто делает попытки изменить этот мир, используя воображение, стиль, прозу или поэзию...

-И, конечно, «Ворд», ребята, - перебивает его безбородый. Смешок уже громче. - так. Так. Так! Для начала маленький вопрос — кто нас не знает?

Вот и первое для меня испытание. Смотрю, поднимет ли еще кто руку — нет, не поднимает никто. Мои догадки подтверждаются — они все между собой знакомые, все, кроме меня. Что и говорить — я тут почти случайно, можно даже сказать — шел мимо. Хотя я шел именно сюда. Что и говорить, за годы обучения мне остро не хватало чего-то подобного, то, что было обещано в громких проспектах и расклеенных объявлениях. Чего-то, что могло бы назваться «Соавтор». Что могло бы заставить меня покинуть мой маленький и незаметный мир, заставить прийти в мир большой, как эта самая аудитория. Но я чувствую, что хоть я и тут, я далеко — и они это, кажется, чувствуют. Потому что не просят поднимать руку; не просят взгляды приковываться ко мне — и спасибо за это, спасибо...

Андрей было пытается обратиться ко мне, но безбородый, быстро что-то шепнув, выкручивается:

-В общем, нас так хорошо знают, что не грех повторить еще. Ах, ну и мы! - он хлопает по плечу ничего не ожидающего Андрея. - Кто вдруг, по каким-то причинам не знает этого мощного мужчину рядом — это Андрей, ленивейший из писателей, кого я только знаю. Человек, что написал сколько? Два? А, два. Целых два стихотворения в своей жизни, представьте! А я — Лев. Слышишь, Андоюха, шепот, мол, тот самый? Вот потеха...

Шепота не было. Смешки были.

-Великий писатель, чего уж говорить, автор двух? Трех?

-Ну, трех...

-Трех романов, друзья! - Андрей перехватил инициативу. - Так что вот они, мы. Познакомьтесь. Мы — никто. Нас, кроме вас, совсем никто не знает. Итак, что такое «Соавтор»?

И, собственно, началось. Не знаю, как они это делали, эти мальчишки, стоящие у доски, прыгающие и жестикулирующие. Но у них получалось. Я так и не понял, что это такое — да и они, кажется, не совсем это понимали. В одну минуту Андрей начинал было говорить об одном, но Лев тут же перебивал его, говорил какую-то глупость, все посмеивались и ни черта не понимали. Но было как-то особенно, необходимо. Жалось нутро при некоторых оборотах. Они много говорили: про то, зачем это и для чего. Говорили о пользе критики, о том, что только читая вслух, вынося наружу душу можно стать свободнее. Говорили о том, что они дадут нам базу, дадут необходимые знания. Они обещали: мы начнем писать, как не писали никогда. Мы будем чувствовать тоньше, чем прежде, и получим массу удовольствий. Они говорили и говорили... Практически все время они говорили без умолку. Приводили статистику, вроде количества слов в романах известных авторов и жирно рисовали ноль — количество изданных ими книг. Я трепетал, в душе зарождалось неясное пламя. Я чувствовал — оно зарождалось не только у меня...