Собственность

Глава 11

Генрих Гейне

Уходит Счастье без оглядки.
Не любит ветреница ждать.
Рукой со лба откинет прядки,
Вас поцелует — и бежать.

А тетка Горе из объятий
Вас не отпустит, хоть стара.
Присядет ночью у кровати
И вяжет, вяжет до утра.

Перевод С.Я.Маршака

На календаре — тридцать первое декабря. Вокруг царит праздничное настроение. И в этот день все кажется каким-то другим, волшебным. Даже детский смех, доносившийся с улицы, звучал иначе. Вот только крики в ее квартире были прежними.

Арина сидела на кровати и смотрела на свои руки, стараясь не вслушиваться в крики. Родители вновь ругались, причем на этот раз слишком громко. Звон разбившейся посуды, маты отца и всхлипы матери слышались в их квартире с самого утра, вместо веселых песен и всеми знакомых новогодних фильмов, что неотрывно крутили по телевизору.

— Дай денег, я сказал! — прорычал мужчина, из-за чего Арина вздрогнул и с ужасом посмотрела на дверь, будто ожидая, что вот-вот, и разъяренный отец ворвется к ней в комнату.

— Нет у меня их! Нет!

Громкий крик матери еще долго стоял у неё ушах. Глаза Арины невольно наполнились слезами, а руки сжались в кулаки. Девушка все сидела и ждала, когда отец ворвется к ней в комнату и начнет требовать желаемое от нее. Но прошла минута, две, а дверь все также оставалась закрытой. Да и подозрительно тихо стало в доме. Арина долго не решалась покидать свое мнимое убежище, но все же любопытство и страх за женщину, которая, как никак, являлась ее матерью, пересилили здравый смысл.

Аккуратно и как можно тише открыв дверь, она высунула голову и огляделась. В коридоре никого не было, впрочем, как и в зале, куда дверь была открыта. Тогда медленно ступая по голому полу, обходя самые скрипучие места, Арина вошла в кухню, отметив про себя, что отец, так и не добившись от матери денег, ушел из дому и сейчас, вероятно, где-нибудь со своими дружками начинает отмечать праздник. Возле стола, на покрытом осколками разбившейся посуды полу, сидела ее мать, прижимая к груди тоненькие руки. Ее худые плечи подрагивали, из горла вырывались судорожные всхлипы. И как бы ненавидела Арина эту женщину, сейчас просто по-человечески ей было ее жаль.

— Мама, — тихо позвала ее девушка, опускаясь перед ней на корточки.

В ответ женщина что-то промычала и подняла на нее взгляд серых глаз, покрасневших от слез. Впервые за долгое время она не смотрела на нее с отвращением или ненавистью, ее взгляд был полон боли и сожаления. Арина была настолько поражена этим, что не сразу заметила кровь, текущую из носа.

— Подожди, я сейчас.

Она быстро побежала в зал, где в одном из многочисленных шкафов нашла скудную аптечку, в которой, к счастью, имелась упаковка ваты, перекись и успокоительное.

— Вот, возьми, — вернувшись обратно, она оторвала кусочек ваты и протянула матери.

— Спасибо, — тихо прошептала Инна, прикладывая белоснежный, пушистый кусочек к носу.

Она помогла матери подняться с полу, посадила ее на стул и стала убирать осколки, стараясь не порезаться. Их было невероятно много. Некоторые приходилось убирать руками, а самые мелкие — веником. Спустя минут десять Арине удалось избавиться от всех, и тогда девушка просто встала посреди кухни и неуверенно посмотрела на мать. Она не знала, что делать дальше. Нужно ли что-то спросить? Может помочь?

— Я сама во всем виновата, — Инна первой нарушила угнетающие молчание. — Все это только из-за меня.

Арина молчала. Она не знала, что ответить матери. Что она ни в чем не виновата? Что не нужно на себя наговаривать? Так зачем врать, если девушка действительно так считала. За все это время она не раз обвиняла свою мать, не раз признавалась себе, что презирает ее. И эти ложные слова на данный момент прозвучат настолько комично, что только ухудшат ситуацию.

— Я уйду, тогда всем станет лучше.

Инна резко встала со своего места и направилась в комнату. Арина какое-то время не могла вникнуть в слова матери, но когда смысл сказанного дошел до нее, девушка не поверила своим ушам. То есть как — уйдет? Эта фраза была равносильна: «Я брошу тебя твоему отцу, подыхайте вместе». И это называется мать? Разве любящая мама может оставить свое дитя на произвол судьбы, и уйти в неизвестном направлении. Конечно нет, и Арина это прекрасно понимала, но ситуация объясняла ей это иначе. И пока она стояла на кухне и обдумывала сказанные матерью слова, Инна успела покидать в небольшую сумку все свои скудные пожитки, которых было немного, и одеться.

— Стой! Ты не можешь меня оставить, — прокричала Арина, бросившись за женщиной в прихожую.

— Без меня тебе будет лучше, — словно в бреду твердила она, вытаскивая длинные каштановые волосы из-под куртки.

— Нет, не уходи!

Арина понимала, что если мать уйдет, отцу ничего не останется, как выпускать всю свою ненависть и злость на ней. Ведь до этого момента он редко вспоминал о существовании дочери, постоянно надоедая матери, но сейчас…

— Прощай, — это были ее последние слова, но на тот момент Арина еще не знала, что эти самые слова будут последними и в жизни ее матери.

Пройдет около часа с момента ухода Инны, когда в ее квартиру постучит соседка с первого этажа. Посмотрит на Арину своими мутными серыми глазами, что отчетливо вырисовываются на желтоватом морщинистом лице. Прижмет худощавыми с обвисшей кожей руками к своей груди, и будет причитать тихо, будто опасаясь, что кто-то может услышать ее. И из всех слов, сказанных добродушной соседкой, Арина запомнит только два слова: «Инна мертва».

Казалось, вот совсем недавно она сидела на кухне и оттирала кровь со своего лица, обвиняя во всем себя. А теперь она мертва. Ее серые глаза больше никогда не посмотрят на нее, пусть даже и с ненавистью. Она больше никогда не услышит ее тихий голос. И какой бы ужасной матерью она не была, в первую очередь она ее родила. Она подарила ей жизнь, пусть такую, но все же. Да, она виновата во многом, но ведь, выходя замуж за ее отца, Инна не могла знать или предвидеть, что будет ожидать ее и ее дитя в будущем. Но самое обидное, что Арина поняла это только сейчас. И не отрываясь от Галины Ивановны, Арина заплакала, словно маленький ребенок.