София. Отмеченная Дьяволом (с Дополнительными Материалами)

София. Отмеченная Дьяволом ( с Дополнительными Материалами)

Для жителей настанет последний день,

Никогда не найдут покоя их души,

Они скитаться будут, у забвенья стен,

Пока не придет тот, кто все разрушит.

Сквозь время, зло искало место, где можно будет начать свою игру, в погружение мира в хаос, в беспросветную темноту. Оно искало человеческие слабости, питалось ими, затем ломая изнутри, сводя с ума. Найдя подходящего человека, зло проникало в его разум, внося смятение, недоверие, к окружающим, страхи. Расширяло воображение, доводя до отчаяния, пока человек не попытается покончить с собой. И тогда, можно забрать его сосуд себе, а душу спрятать там, где никто не найдет, откуда она не выберется, а дальше она отправляется прямиком в ад. Но, сосуд – человеческое тело, который был выбран, которое занимало зло, очень быстро приходил в негодность. Слабые снаружи, оказались такими же слабыми и внутри. Тела человека хватало всего на несколько часов, и оно начинало кровоточить, гнить, распадаться и всё приходилось начинать сначала.

Все темные силы жаждали завладеть этим миром, править остатками человечества, которые смогут пережить события неминуемого будущего. Но этот мир никак не сдавался. Всегда находился тот, кто встанет на пути и, жертвуя своей жизнью – одерживает победу, в этой неравной схватке. И зло снова в поиске лазейки, в поиске подходящего сосуда. Вечная борьба, ведь никто не намерен сдаваться. До чего же коварный план, по уничтожению, для достижения безграничной власти! И это коварный план обязательно должен воплотиться в реальность, в нужное время. А время, оно бесконечно для темных сил. Где? Когда? Кто будет жертвой? На эти вопросы ответов нет. Каждый может стать марионеткой, которой будут управлять, ломать, чтобы завладеть телом и душой.

А ты, отдашь свое тело, отдашь свою душу, когда тьма окутает тебя?

- Вы все умрете!  Бегите, пока есть возможность! Бегите и не возвращайтесь! -  Кричал священник Петр, на вечерних улицах своей деревни.

Но никто не обращал на это внимание. Это был не первый раз и, наверняка, не последний. Священник часто пил, и его возгласы принимались, как должное. Каждый, напившись, давал волю своему воображению. Священник Петр же, будучи пьяным, пытался всех спасти от неминуемой гибели. Вся его речь сводилась к смерти, и спасение было только одно.

Было страшно лишь в первый раз. Тогда ещё никто не понял, что святой отец пригубил вина, в несколько раз превышающую его норму. После его криков жители деревни начали выходить на улицу, из домов, не понимая, что происходит. И лишь разобравшись, всё встало на свои места. Священника увели домой, и уложили спать. А на утро, он уже ничего и не помнил, чем и рассмешил многих. Время от времени всё повторялось. Но сегодняшним вечером священник был действительно напуган больше, чем обычно. Он чуть ли не умолял покинуть свои дома, даже не забирая вещи. И в очередной раз его высмеяли местные жители.

- Иди, проспись! - Кричали ему из окон домов.

Но священник бегал и продолжал предупреждать, кричать о неминуемом, пока его не поймали и не скрутили, чтобы он не вырвался. Встревоженного священника, под руки, отвели в его дом. Там, убрав всю выпивку со стола, двое мужчин, которые жили, в соседних домах, обратили внимание, что все иконы и кресты либо разбиты, либо перевернуты, либо лежат на полу. Вот это выглядело действительно странным. Хотя, пьяный священник сам все это мог сделать, скорее так. Перепил, вот и померещилось что-нибудь.

Уложив священника в его постель, но тот продолжал говорить о том, что грядет. Его взгляд был испуган, и всё его тело дрожало. Но не от холода, а от страха.

- Мы все умрём, как же вы не поймёте этого? Наши души, они никогда, не достигнут рая, они будут обречены на вечные муки. Если мы сейчас же не покинем эти земли! - Продолжал гнуть свою линию священник.

Кто бы мог подумать, что эти слова будут последними, что он скажет и последние слова, что услышат. Выгибаясь в судорогах, которые внезапно появились, у священника, каким-то образом, он поднялся на ноги, закидывая голову назад и начал двигаться вперед. Движения были неестественные, казалось, он идет и сопротивляется одновременно. Изо рта начали доноситься звуки, никак не напоминающие человеческую речь. Складывалось впечатление, что он захлебывается скопившейся слюной. Священник продолжал двигаться, в сторону стола, на котором  находились тарелки, вилки и ножи. Пальцы, на его руках, были напряжены и находились в полусогнутом состоянии. Соседи пятились назад, выпучив свои глаза, не понимая, что происходит. Подойдя, к столу, священник рукой попытался найти нож, всё так же смотря, в потолок. Скрюченные пальцы нащупали нужный ему предмет и зажали нож в ладонь. Руки его стали подниматься вверх и остановились, у запрокинутой головы. Одной рукой священник залез себе в рот и, нащупав язык, потянул его вверх. Другой рукой, в которой он сжимал нож, начал лезвием касаться языка. Кровь стекала, внутрь, по горлу,  пока сталь терзала язык, до момента, пока окончательно, не отделила его. И только тогда, священник опустил голову и, повернувшись, к тем, кто стоял у порога, улыбнулся, истекая кровью, заливая себя своей же жидкостью. Одним резким движением руки, он бросил отрезанный язык, к порогу. Не видя раньше такого, оба соседа, выскочили из дому священника и убежали прочь. Отец Петр стоял у дверного проема и смотрел, как в ужасе убегают люди. Затем он развернулся и, всё той же походкой, направился к кровати.

Через некоторое время, незадолго до рассвета, его дом вспыхнул. Пламя огня рвалось изнутри, через крышу, к звездному небу. Все те, кто уже не спал, учуяли запах дыма, услышали треск горящей древесины. Немедля ни секунды, они побежали тушить пожар. После рассказа, о том, что сделал священник, это уже не казалось странным, но огонь удалось потушить в считанные минуты. Дом сгорел только на половину или чуть больше. Самое страшное, предполагали жители, стоя у дома священника. Они боялись найти его останки. Ведь Отец Петр не выбежал, когда загорелся дом. Возможно, священник уснул, не потушив огонь. Но, в доме не было найдено его тело. Его не было и на улице. Люд не понимал, куда он мог деться. Так или иначе, но больше никто не будет бегать и кричать о том, что все умрут. Наконец-то тишина и покой воцарятся ночами. Кто-то даже радовался такому повороту. Всё равно, как священник, он был никакой.