Соленые рассказы.

Соленые рассказы.

                                                                                 Кто в море не ходил, тот

                                                                                  Богу не молился.

                                                         М И Х А Л Ы Ч.

 У Михалыча была одна, прямая как фок мачта, истина "Моряками рождаются - мудаками становятся". Но самые главные слова, суть которых я понял только теперь - сегодня, когда жизнь прожита и мицуха моя пылится в шкафу, он сказал нам тихой летней ночью у костра на берегу Азовского моря. Нас было двадцать человек курсантов-судоводов и двадцать курсантов механиков. Мы только-только окончили первый курс и нас вывезли на берег Азовского моря в лагерь для подготовки к первой плавпрактике - по-сути к первому выходу в море. Жили в палатках, в палатке же был и камбуз, куда снаряжался наряд из числа курсантов, а кок был мужик из местных - хороший дядька, но, сука, вредный, если касалось процесса приготовления пищи. Из картошки он требовал выкалупывать все глазки до единого и доводить ее до идеальной чистоты. Прежде чем чистить два мешка картошки он заставлял наряд ее тщательно вымыть в двух-ьрех водах, и это относилось однозначно ко всем овощам. Посуду оттирали песком на берегу и мыли-мыли-мыли. Еще ставился наряд дневальных,по-нашему - вахтенных в каждой палатке и один курсантик стоял на рынде, отбивал склянки. Остальные без перекуров и посиделок постигали морские науки: вязали узлы, учили морские инструкции и уставы, до боли в суставах семафорили-семафорили, а под вечер развешивали флаги строго по-морскому коду.

 В лагере Михалычем был учрежден строгий сухой закон - это еще можно было терпеть, но он жестоко боролся с курением. Уже позже, на старшем курсе, я узнал историю о том, что Михалыч горел на танкере "Аюдак  ", когда сгорел почти весь экипаж и живой остался лишь Михалыч и с ним курсант-практикант, который случайно оказался в этом аду рядом с Михалычем. Горело судно и горело море вокруг - разлилась нефть из пробитого танка. Это был ад. И только Михалыч сообразил, что надо делать, когда уже делать было нечего. Они пробились через огонь к фекальному отсеку и, обжигая руки до черноты и вони горелого мяса, раскрутили гайки люка и попрыгали  вниз...

 Только моряк может понять, что это такое сигануть в почти кипящий фекальный отсек. Ну, быть может поймет сухопутный золотарь. Эта история разошлась по всем флотам и постепенно превратилась в байку, чем славен наш Велий Флот, но я видел руки Михалыча, его лицо без всякой растительности, и его спину похожую на скорлупу грецкого ореха. Сигареты он ненавидел и боролся с ними жестоко. Уж где не знаю, но однажды на исходе первой недели нашей жизни в лагере, Михалыч нашел два окурка. Он поднял среди ночи, всех до одного, даже отдыхающую камбузную вахту и построил на берегу.

 - Значит так, товарищи курсанты. Через голову до вас не доходит. Удивляюсь, как вы попали в мореходку при таком конкурсе, но это дело не мое. Не доходит через голову - доведу через руки и ноги. Вас здесь сорок человек, а вот двадцать лопат. В течение часа и ни минутой больше вы должны выкопать котлован шириной четыре метра и длиной десять метров. Глубина один метр. Время пошло.

 Строй стоял не шелохнувшись - половина еще не проснулась, остальные не понимали Михалыча - не шутка ли?

 - Повторяю - копать не более часа, а кто отказывается от участия в этом благородном ритуале, будет утром отправлен в училище с рапортом на отчисление. У меня такое право есть. Начали!

 Мы схватили лопаты, но лопат на всех не хватило - разбились на двойки, как в шлюпках на регате и начали рыть песок, как эксковаторы. Дело шло спорно мы все еще терялись в догадках - на хера Михалычу эта яма посреди пляжа, да еще ночью и тем более под угрозой отчисления. Михалыч крикнул "Отбой" и мы вылезли из ямы, кое-кого слегка пошатывало, но всех до единого распирало любопытство - что дальше. "Становись!" гаркнул Михалыч и мы скоренько соорудили что-то ввиде строя у края вырытой ямы с лопатами у ног.

 - Товарищи курсанты! Штурмана и маслопупы. На территории лагеря, а проще говоря на палубе нашего сухопутного траулера запрещено всякое употребление табака. Ясно? Ясно! Но сегодня вечером я обнаружил на палубе два окурка - наисвежайших. Я и кок Коля не курим - значит кто-то из вас, товарищи курсанты, нарушил святой закон моря. Искать виновных я не буду - я моряк, мать вашу, а не сыщик. Этим, говнюки, вы займетесь сами, а сейчас с полной торжественностью и трогичностью момента мы все вместе в этой могиле похороним порок. Коля, давай!

 Из темноты за спиной Михалыча появился кок с подносом на руках, а на подносе стояла порожняя бутылка из-под портвейна "Агдам". Кок подошел к Михалычу. Михалыч один за другим опустил в бутылку окурки и запечатал ее пробкой. Кок спустился в яму и поставил бутылку посередине.

 - А теперь, хлопчики, все дружно закопайте эту заразу. Извиняйте шо нет музыки. В следующий раз приготовлю вам Мендельсона, а пока - вперед сына Отечества.

 Могилу мы закопали и до утра, которое было совсем близко, в каждой палатке хуячили Михалыча и кока на все знакомые нам лады. В пять утра вахтенные, которые не смотря на ночные "похороны" стояли свою вахту, заорали "Вставать! Койки вязать!" Ошалелые, мы поднимались с коек и "вязали" свои матрасы в рулон. Выбегали строиться, и после того, как старшины нас посчитали, мы гурьбой, еле-еле бежали вдоль берега к закопаной в двух киллометрах от лагеря шпала. Там оборачивались и бежали назад.