Соленые рассказы. Гоша.

Гоша.

                                                                                   Мы пьем за кнехты, клюзы

                                                                                   За женские рейтузы

                                                                                    И за штормовый трап.

 Лето. Июнь. Ночь. А мне опять приснилось море. Вот так - ни с того, ни с сего - приснилось и опять я болтаюсь на крутой североатлантической волне и меня пробивает жор. Я чувствую вибрацию палубы и все запахи и звуки заполняют мое сознание. Это длится уже многие годы, которые сложились в мою жизнь. Где Атлантика и где я, а мы продолжаем жить вместе, и все эти годы, которые я живу на берегу, я спрашиваю себя - А зачем ты вообще ходил в море? Ты, гуляка и пьяница, картежник и бабник сам, по-доброй воле, лишал себя всего этого на долгие месяцы. Я и сейчас помню с какой радостью, с каким щенячьим восторгом я уходил в каждый рейс на свои 4-8 месяцев в Северной Атлантике. Менял все прелести мира на свою каютенку и пресную воду по-расписанию. Да, в море вся жизнь по-расписанию, по-вахтам и склянкам. Батрачили зверски, особенно в такие дни, когда рыба сама сигала к нам на борт, и уж тут пиздец - кэп на руль, дед в машину - вся остальная братия на рыбу, а рыба - это план, а план это деньги. И все же деньги это ничто, если они пропивались и проигрывались в карты с такой легкостью, с какой бабочка не летит на фонарь. Их всегда не хватало и опять уходишь в рейс без курева и лезвий побрить рожу. Куда они девались я не знаю до сей поры, но всякий раз возвращаясь из рейса, я точно знал, что сделаю на земле, что куплю и вообще...

 И только ни хрена из этого не получалось. Вся береговая жизнь складывалась совсем иначе или я просто не умел ее жить. В море все было ясно и понятно, а на берегу меня крутило и кружило, болтало среди домов и имен, качало на паркетах и линолиумах. Я не знал ни дня, ни ночи - время или тянулось или летало скорым паровозом, а в нем я нетрезвый на верхней полке. Ох, как мне хотелось опять в море!

 И я снова уходил в рейс (4 месяца) на два - значит восемь, а уже, когда точно знал, что спишусь болтался в океане целый год. Зачем? Это я сегодня спрашиваю - Зачем? Ответа нет и уже, наверное, не будет. Быть может я просто убегал от себя, а может от людей, кстати, я береговых до сих пор не понимаю - у них все есть, а живут плохо: пьют, дерутся, бросают своих баб и детей и опять по-новой. И главное - у них никогда нет денег, хотя все работают или где-то служат, но денег у них всегда нет или катострофически мало. Мы с Игорьком в "Северной пальмире" от Ленинграда до Ростова н/Дону пропили "жигули-тройку" и не хера - счастливы. Через рейс купили другую - уж очень он хотел, хотя никогда потом на ней не ездил, а рулила его жена, которая вскорости его и бросила. Игорек долго потом, глядя на айсберги в океане, сетовал - Надо было и ту лайбу пробухать. "Штурмана, народ до водки и до баб охочий, но в науках навигационных разумеют, и посему их в кают-компанию приглашать и чинами жаловать".

 Правда или нет, но с курсантских времен я знаю, что эти слова сказал Великий Петр, создовая Великий Российский флот. В это верили все штурмана, по-крайней мере те, кто стал моряком. Мы с Игорем ими были: жили в море - на берегу чудили. Ох, как мы чудили!

 В ресторане "Ракушка", где отродясь кроме водки и котлет ни хрена не было, уже пропивая третью сотню, Игорь вдруг говорит - А подайте мне, мадам, манной каши, да на сгущеночке, да с маслицем - короче, как в мореходке. У официантки глаза шире блюдца и грудь завалноалась как атлантическая волна - Так у нас нет каши... вообще никакой... откуда - удивилась барышня. Игорек грохнул на стол пачку трояков - Неси две порции... и чай.

 Не поверите, а приторанила - следом вся кухня на нас посмотреть, дураков, которые за триста рублей хавают манную кашу в заполярной "Ракушке". Мне кажется, что этот эпизод нашей жизни и по-сей день байкой ходит по Мурманску. Да, чудили так чудили.

 Потом Гошка еще раз женился. Доехал наконец до своего Таганрога и на тебе - женился, а после и вовсе списался на берег, но это было потом, а сначала мы с ним горели в океане и чуть было не сгорели. Но сначала о морских традициях и обычаях. Хороший капитан, если он настоящий моряк, по-всем морям и судам таскает за собой хорошего кока. Кок - это второй человек на судне и не ебет - баба или мужик, главное, чтоб был кок, ибо кок не делится на он и она. Кок или есть или нет кока. Тот рейс был для меня вторым, то есть я без подмены остался еще на четыре месяца, а с новым экипажемпришел и Игорек, как раз после своей очередной женитьбы. В море строгий и жестокий сухой закон, но Игорь знал, что я останусь и не виделись мы почти пол-года. Притаранил пузырь спирта - так - для понта. Выпили, поболтали и разошлись по каютам, ибо на судне каждому время расписано до минуты: я на мостике - он спит, я сплю - он на мостике. Так вот в тот рейс с тем экипажем пошел подменный кок, хотя был он не кок, сука, а просто мудак - сухопутный, блядь, повар. На исходе 27 суток рейса где-то около ноля времени, я пошел в салон - в ноль у меня вахта. Игорь был на мостике, а я должен в салоне собрать свою вахту и проверить все ли на месте, не упала какая блядь за борт или чего хуже - не проспала. Иду мимо камбуза и слышу носом вонь - вонь страшная. "Вот, блядь что он там жарит, паскуда, воняет как в гальюне. На пересмене народ должен похавать, кто хочет, а кто просто чай погоняет - обычай такой на флоте рыбацком. Только зашел в салон, крик "Горим! Блядь, пожар на камбузе". Я туда. А там уже полыхает пламя и дым, сука, едкий и вонючий. Самый смелый матросик уже отключился и его поволокли на палубу. Игорек врубил сирену "Пожар на борту". Вообщем горели мы до утра да и сгорели. Подошли соседи и нас сняли, потому что под утро уже что-то рвануло у механиков и наш СРТМ резко наклонился на левый борт, потом начал заваливаться на корму - начал тонуть. Нас успели снять, но двое ребят с нижней команды ушли на дно. Экипаж вернули на берег и пока мы шли домой попутным танкером, сначала ръяно, а потом с ленцой хуячили нашего кока всей командой. Была даже мысль утопить суку, но кэп не дал добро. Началось следствие и то да сё. Я-то бабки получил за предыдущий рейс, а Игорек сидел без денег. Именно сидел. Дело в том, что весь экипаж поселили в пансионате чуть ли не поодиночке, и лениво нас пытали и особенно Игорька - пожар-то начался в его вахту и по времени судно утопло тоже в его вахту, хотя при "Пожаре на борту" действует особая инструкция и у каждого свои обязанности строго по расписанию. Судном командует кэп, но это бумажки наши флотские, а у ментов свои бумажки. У меня тоже был случай еще по-молодости на Каспии. Рыбачим. Все хорошо. Я на мостике. И вот, блядь, среди ясной тихой ночи начинается ветер и волна пошла гулять, а Каспий - это вообще сучья лужа, паскудный, гад, до чертиков. Насос левого борта глохнет, а у меня за бортом два шланга по семьдесят метров и диаметром 200 мм. Судно развернула волна и хуячит в правый борт, начался крен. Я звоню кэпу в каюту, а он, блядь такая, отвечает - Ваша вахта. Принимайте решение.