Солнце

Солнце

Только ночью видишь ты вселенную. 
Тишина и темнота нужна, 
Чтоб на эту встречу сокровенную, 
Не закрыв лица, пришла она. 

Самуил Яковлевич Маршак

– Сегодня в районе Чешир Блэкон в два часа ночи сорок минут у перекрестка Самнер-роунд и Чешир-Пойнт-роунд произошло дорожно-транспортное происшествие. Легковой автомобиль марки «Опель» тёмного цвета совершил наезд на двадцатидвухлетнюю уроженку Германии Эвелин Гроссе, после чего скрылся с места преступления. Пострадавшая находится в реанимации. К сожалению, врачи дают неутешительный прогноз, – ровным голосом сообщила ведущая новостей. Её лицо, ухоженное и нарумяненное, не выражало никаких эмоций, точно также как и жгуче-зелёные глаза. – Наш корреспондент Брайан Фокс взял интервью у очевидца трагедии. 

На экране телевизора сменилась картинка. Грузная, пожилая женщина, неловко поправив грустную пародию на причёску, тяжко вздохнула: 

– Который год меня мучает бессонница. То спина заноет, то виски сдавит, то давление подскочит, то, – женщина расстроенно махнула дряблой рукой. – Ночью мне стало душно. Страсть как захотелось подышать прохладным ноябрьским воздухом. Дома прямо дышать нечем было, словно в скверный август! Уж сколько и куда только я жалоб не писала, чтобы не включали так рано отопление! Им как будто январь на дворе, – недовольно скривила тонкие поблёкшие от старости губы, оправила махровый халат. – Но сейчас я не о том… а про бедняжку, которую задавили. Доковыляла я от телевизора до окна и, открыв его, едва не уронила электронные часы. Мне подарил их сынок Алекс, он уже как два года живёт в Лондоне, в самой мэрии работает, – укрытое сеткой морщин лицо озарила солнечная улыбка. Но спустя миг погасла, точно упавшая с неба звезда. – Глянула я на время, было сорок минут третьего. А тут жуткий визг колёс! Вскрик… Звук, словно большой мешок картошки упал свысока. Охо-хо-х… – горестно покачала головой. – Смотрю на улицу, а там в белом пальто девушка лежит на грязном асфальте. Светофор мигает красным, и рядышком прямо на тротуаре стоит та проклятая машина, которая бедняжку сбила, – женщина потёрла заслезившиеся глаза. – Мерзавец-то даже не вышел из автомобиля. Дверь вначале приоткрыл, а за тем, как помчал убегать, аж дым от колёс пошёл! Но я запомнила, что автомобиль-то у него чёрный, ну или тёмно-синий, – она задумчиво прищурилась. – Номер, жалко, было мне не разглядеть, стара и далеко, а вот название машины полицейским подсказала! Узнала я «Опель» то, как у моего внучка Майка. Он как раз завтра приезжает… 

Корреспондент вежливо, но безапелляционно прервал женщину, поблагодарил её за беседу и передал слово в студию новостей. 

– Полицейское управление города Честер просит откликнуться всех, кто может оказать помощь в расследовании этого дорожно-транспортного происшествия. Обращайтесь в ближайшее к вам отделение полиции. Анонимность и награда за ценные сведения гарантируется, – сообщила ведущая. 

Эрик выключил телевизор и залпом осушил стакан виски. За плотно закрытыми шторами бушевал ливень. 

– Будто у нас в городе в первый раз автомобиль сбивает человека, – выпустив струйку дыма, Эрик нервно покрутил в пальцах сигарету. Сделал новую глубокую затяжку. – Почему именно её показали по новостям? Почему уделили столь много дорогого эфирного времени? Ещё и наградой поманили… – сжал кулак. На том проступили жирные вены. – Девчонку жаль, – душу с новой силой принялась кромсать боль. Разъедать вина. Эрик налил себе ещё виски. – Если бы я не поссорился с Анжелой, не пропустил в баре лишних пару стаканов бренди, – с силой надавил пальцами на стакан, – не пребывал бы в ярости от расставания и не гнал бы как сумасшедший… Чёртово «если бы»! – резко встав, он с размаху разбил стакан об стену. – Падла! Не трус я! Убежал. Не помог, – нервно протёр ладонью лицо и заходил по комнате, как хищник, загнанный в клетку. – Только чем там было помогать?.. Если сам не медик, то трогать пострадавшего – это верх идиотизма. Без наложения шейного и спинного корсета нехрен и браться. Покалечишь больше или прикончишь раньше, чем каплю пользы принесёшь. Позвонить в неотложку?.. Так там было кому набрать медиков. Старуха в окне так отвратительно таращилась… – он хлебнул виски из бутылки. Ему было противно от самого себя. Прежде он ловил, сажал или без бумажных проволочек убирал навсегда с улиц разных мразей и убийц. Они часто имели для себя оправдания, а теперь и он выискивал, чем прикрыться от человечности, отгородиться от воплей совести, придушить её, гадину. – Пускай я на шаг стал ближе, чтобы стоять в одном ряду с выродками, но пока от меня больше пользы на воле. Ну сел бы и что? Кара? Дерьмо! Тут моё наказание… – он постучал кулаком в грудь, ещё глотнул алкоголя. – С улиц говно чистить нужно, а не без толку гадить в клетке, жря на налоги в том числе и родных этой несчастной Эвелин Гроссе. Не оправдание! То правда! – потёр подбородок, стукнул ладонью по столу. – Я отлично умею убирать дерьмо! Ещё неделя, и коновалы в белых халатах позволят вернуться на работу. Первым делом через Томи аккуратно разузнаю о том, кто кнутом машет и бабками трясёт ради поимки сбившего ценнейшую Эвелин Гроссе, – он едко хмыкнул, смял в пальцах окурок и зажёг новую сигарету. – Томи точно в курсе, от чего такой шум с этим делом. Как-никак это его участок. Да, сначала выясню, кто под меня копает могилку. Главное - не суетиться, не спешить и тем не привлечь к себе внимание. Дальше видно будет, как быть! Важно глупо от нервов не обосраться. Сам не засвечусь, копам на меня не выйти! – Эрик быстрыми затяжками ополовинил сигарету. Воздух в мрачной комнате был спёртым, насквозь пропитанным никотином и алкоголем. – Я хороший! Когда на нож посадил насильника пятилетней девчонки, меня не дёргало, не прокололся ли я, заметая следы. Радость переполняла, что этот урод червей кормит и не выйдет из-за решётки лет через пять за приличное поведение, не тронет ещё чью-нибудь малышку. А сейчас кусает нервы паника. Хотя… – он, прихрамывая, отошёл от стола к окну. Отворил его нараспашку, впуская поцелованный лёгким морозцем ветер. Стянув с себя майку и кинув ту в угол, сел на подоконник. – …абсолютно уверен, что ничто не указывает на меня. Камеры в том районе висят для галок. Их работоспособность уже как полгода предмет для скабрёзных шуток в участке. Как там звучит самая безобидная?.. Изменила мэру жена, и решил он повеситься. Взял верёвку, мыло, стул… залез и спрыгнул. Да вот петлю сделать забыл, и только нос разбил и мылом подавился, – Эрик угрюмо хмыкнул. Затянулся. – Так и висят камеры без подключения к центру обработки информации. Нет денег в мэрии на увеличение его мощностей. Зато есть бабки у жены мэра, владелицы фирмы по установке систем видеонаблюдения. Потому меня в камере и нет. Да, нужен кто-то для чистки улиц с мылом, – усмешка. Глубокая затяжка. – Что ещё против меня может быть? На «Опеле» есть вмятина, пока есть. Джейми на днях от неё избавится. Хорошо иметь карманного автослесаря. Даже за награду меня он не сдаст, иначе всплывёт, что стучал копу на подельников по теневому бизнесу, а полиция получит исчерпывающую порцию доказательств его трудов по продаже угнанных авто. Джейми плут, каких поискать, но не дурак влезать между заточками уголовников и дубинками копов, – порыв ветра хлестнул каплями по щеке Эрика, точно желая дать пощечину. Он взглянул на небо, заколоченное грозными тучами. На сердце больше прежнего потяжелело. – Так и есть, мама. Как, убирая грязь, не испачкаться? Ты учила быть чистым. Хорошо учила. Только экзамен жизни идёт не по честным правилам. Белое на улицах всегда серое, как не три с него чёрное. Что, мама? Как там за тучами? Свет… А тут тьма. Честным я бы проработал месяц, два, а потом либо увольнение, либо пуля в лоб. Нужно уметь крутиться как чёртовому ужу на раскалённой чертями сковородке, – смежил веки. На совсем короткое мгновение ему показалось, что материнская рука, тёплая и нежная, погладила его по волосам. – Прости, – сжал челюсти так, что на скулах появились желваки. – Кого ты видишь во мне сейчас? Убийцу? Своего убийцу?.. Я похож на того, кто отнял тебя у меня. Он сбил, и я сбил. Он сбежал, и я сбежал. Его не нашли, и меня не найдут, – спрыгнув с подоконника, Эрик вернулся к столу и сделал несколько глотков виски из бутылки. Горло не опалило, ему показалось, что пил воду. – Садистский сарказм учителя жизни. Тебя забрали на небо. Я в шестнадцать лет остался в приёмной чистилища. Ещё совсем зелёный мальчишка, один, без опоры на родных. Но я не встал на колени. Ты знаешь, ты видела. Я победителем покинул приют. С гордостью прошёл армию. С достоинством стал полицейским, отмывающим дерьмо с… – ярость нахлынула внезапно как лавина, и он наотмашь ударил по бутылке. Она отлетела в стену и упала, разбившись надвое. – Какая нахрен разница?! Какая?! Я ненавидел того, кто убил тебя, мама, и был убеждён, что и близко не буду таким выблядком! А стал же, стал, падла! Может быть, ты и осталась бы в живых, сделай он хоть что-то… – в бешенстве Эрик перевернул стол. – Сделай для тебя! Как мне отмыть себя, хоть немного оттереть и не быть как он? Помочь девчонке… – бурно задышал. Шатаясь, подошёл к зеркалу и отстранённо посмотрел на своё отражение. Хмуро заглянул в глаза цвета ночного океана. – Что она, дура, забыла там ночью?.. Мою жизнь? Ты учила, мама… – глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Кому будет польза, если я сдамся?.. Нет проку. Дерьма не убавится на улицах, и невинные детишки будут шлёпать по нему маленькими слабенькими ножками, весело, как по лужам летом. Нет… Нужно отвечать за грязь на себе, по чести отвечать и с улыбкой. Не жалеться самобичеванием и покаянием. Мыть дерьмо! Мыть! Я найду этот мой провальный экзаменационный билет по названию Эвелин Гроссе и пересдам. Отмою её от своего говна. Если она выживет… а нет… – Эрик вжал руку в зеркало, скребя по нему пальцами, словно стремясь содрать с себя лицо.