Солнце и кровь. Сборник рассказов

"Мне показалось, ты похож на него"

Оказалось не так это сложно — привыкнуть к переменам. К новой стране, к незнакомым, диким людям, к словам чужого языка, царапавшим горло. Даже к тому, что каждый день саднящая боль просыпалась в сердце, волнами расходилась по телу, и погасить ее можно было лишь кровью.

Но к одному Эдвин никак не мог привыкнуть, — к тому, что здесь так много солнца.

Сейчас, спускаясь с пастбищ по извилистой тропе, он смотрел на небо, безоблачное, далекое, и улыбался. Солнечные лучи касались дна души, текли теплом, и от этого было спокойно.

Тропа бежала вниз, петляла меж валунов, и отсюда, с высоты, видна была бухта, зеленые склоны гор, причудливо изрезанный берег, скалы... И солнце, дрожащее на воде.

Дойдя до ручья, Эдвин замешкался. Поток искрился, дробился в пену на камнях, и мчался вперед, водопадом срываясь со склона. Эдвин зачерпнул воду, сделал глоток. Вкус солнца напомнил о выпитой утром крови.

— Атли! — окликнул он того, кто шел впереди, и перепрыгнул через ручей.

Тот остановился на краю обрыва, обернулся.

— Я просил тебя, — сказал он, — не называй меня так, когда людей нет рядом. У меня другое имя.

Они редко бывали вдали от людей. И разговаривали редко — и там, где были люди, и там, где их не было. Но имя его Эдвин знал. Запомнил с первого дня.

А об этом дне не хотелось думать.

Эдвин смотрел, как внизу, среди скал, движутся лодки. Если приглядеться, даже гребцов можно было разглядеть, и различить, как взлетают и падают весла. Мир стал таким ясным с тех пор, как Эдвин умер.

Я убил тебя, сказал Атли в ту ночь. Сказал мыслями, потому что слов его языка не знал. Ты был человеком, стал демоном. Атли много говорил тогда — весь долгий путь по морю, вдоль незнакомых берегов. И тогда назвал свое имя. Его звали Лабарту, и Эдвину это имя не нравилось.

Но молчание затянулось, и Эдвин запрокинул голову, взглянул на небо.

— Здесь так много солнца, — сказал он.

Чужое удивление кольнуло изнутри, и Эдвин обернулся.

Атли смотрел вниз. Ветер трепал его незаплетенные волосы, бросал на лицо, и глаз было не разглядеть.

— Скоро будет мало солнца, — сказал он.

Его слова мешались с мыслями, тяжелыми и темными, и чтобы не погрузиться в них, Эдвин снова поднял взгляд к небу. Невдалеке, в роще выше по склону, начала выкликать свою песню кукушка. Эдвин досчитал до двадцати трех, а потом сбился со счета, потому что Лабарту заговорил вновь.

— Будет мало солнца, — повторил он. Говорил так тихо, что слова были едва различимы за журчаньем ручья. — Дни станут совсем короткими, почти все время будет темно. Выпадет снег...

Атли рассказывал дальше, и речь его не во всем была понятна, но понятными оставались чувства, и Эдвин задумался.

Яркие паруса скрылись за утесом — должно быть, лодки уже подошли к берегу, и из дома спешат к ним люди...

Эдвин дождался, пока Атли договорит, и тогда спросил:

— Когда наступит зима, гостей в доме станет меньше, останутся только те, кто здесь живут?

Атли кивнул.

— Тогда скажи, кого в доме нельзя трогать, кроме Лив.

— Кроме нее, всех можно. — Атли махнул рукой, словно вопрос был неважным. На запястье сверкнула медь — тяжелый, витой браслет.

— Почему Лив нельзя?

— Она моя жена, — ответил Атли.

Эдвин знал это. Даже если б он не жил с Атли под одной крышей — а здесь все жили вместе, в длинном доме, пропахшем дымом, — даже если б жил вдалеке, все равно знал бы, кто ему Лив. С тех пор, как Эдвин перестал быть человеком, чувства, мысли, а порой и сны Атли проходили сквозь его собственные, и многое можно было понять без труда.

Но у Лив была очень яркая кровь, сверкающая и чистая. Поэтому Эдвин старался не смотреть в ее сторону.

— Она тоже станет демоном?

— Нет, — ответил Атли, и снова наступило молчание, тягостное и темное.

Эдвин пожалел, что спросил.

Чтобы отвлечься, вновь наклонился к ручью, плеснул воды на лицо, сел на камень, стал смотреть на рудугу, дрожащую в белой пене над водопадом.

Атли заговорил внезапно.

— Ты ведь был женат? — спросил он. Эдвин перестал смотреть на воду, встретился с ним взглядом. — И дети у тебя были, когда ты был человеком?

— Нет, — отозвался Эдвин, не скрывая удивления. — Помолвлен был, но не женат, не все еще было улажено...

— Ах да! — Атли засмеялся, мотнул головой, отбрасывая волосы с лица. — Ты же благородной крови, не так все просто у вас!

Эдвин улыбнулся, поднялся на ноги. Думать об этом не хотелось, да и говорить не имело смысла.

— Я видел лодки, — сказал он. — Ты не хочешь разве посмотреть, кто приплыл?

— Да.., — согласился Атли и замолк на мгновение. — Иди вперед, я догоню тебя.

Лабарту не смотрел вслед Эдвину, но ни на миг не упускал его из виду. Смотрел в сердце, туда, где еще в начале лета была лишь пустота, а теперь сиял свет, спокойный и тихий, как рассветные лучи в тумане. Слушал его шаги, едва слышные, затихающие, вниз по склону.

Он обращен совсем недавно... Нужно все время быть с ним, я должен идти.

Нет, мой хозяин, сказала Кэри, и ветер в траве повторил ее слова. Здесь близко, ему не будет больно. Он такой же, как я, ему не будет больно.

Лабарту сел на краю обрыва, коснулся ладонями земли. Она всегда была холодной, даже в самые жаркие дни лета не сочилась теплом. Цепкие деревья карабкались вверх по склону, огибали серые камни, а внизу было море, темное, ледяное. Чайки кричали там, нигде не было столько чаек, как здесь.