Солнце и кровь. Сборник рассказов

Дорога духов

Ее имя Атикиари, но он зовет ее Тень. Она — тень мира, тень в которой он живет. В конце каждого дня, который проводит он в ее тени, Атикиари нанизывает бусину на шнурок. Шнурки эти — у него на запястьях, на лодыжках и на шее, и каждый вечер в них становится на одну бусину больше. Все бусины разные: одни из глины, другие из кости, из темного дерева, и из разноцветных камней. Когда солнце совершает полный путь по небу, и бусин становится столько же, сколько дней в году, Тень разрезает все шнурки, и рассыпает бусины за порогом пещеры. Они скатываются вниз по склону, к руслу ручья, теряются среди талого снега и зеленой травы.

Но он знает, где спрятались бусины, чувствует каждую из них. За прошедшие годы их накопилось бессчетное число, но он различает голос каждой из них.

Но сейчас зима, вьюга завывает за извилистыми стенами пещеры, трещит высокое пламя, и дым клубится. У Тени слезятся глаза. Она пытается вытереть их, и размазывает краску на щеках — ровные узоры превращаются в бессмысленные черные и красные полосы.

Тени уже много лет. Тень успела состариться, пока нанизывала бусины.

— Такая вьюга, — говорит она. — А охотники все еще не вернулись. Мы с Ачи должны подняться на вершину горы. Мне нужна душа Ачи, чтобы остановить ветер и вернуть солнце.

Она зовет его Ачи. Но у него нет имени. Его имя забрало солнце, а взамен дало свое. И он безымянный теперь, как и солнце.

— Тень останется здесь, — говорит он. — Тень не сможет подняться по скалам, она слаба и стара. Я пойду один.

Тень смеется. Огонь трещит, вспыхивает ярче.

— Твой отец говорил, что Ачи непочтителен и упрям. — Она смотрит ему в глаза, проводит рукой сквозь огонь. От этого становится больно, пламя вспыхивает в горле, жажда приходит не в срок и также быстро гаснет. — Он хочет пойти один, хочет попытаться сбежать. Но мы пойдем вместе, и он не сможет уйти.

Он знает, что это так. Бусины, шнурки и взгляд Тени держат его крепче, чем жертвенные путы.

Зиме известно — время ее на исходе, и от этого вьюга бушует сильнее, кидает острые льдинки в лицо, сжигает холодом кожу. Взошедшего солнца не видно за белой клубящейся мглой.

Но не нужно видеть, чтобы быть с солнцем. Слова не нужны, чтобы говорить с ним.

— Ачи будет сидеть здесь. — Метель отняла голос Тени, оставила лишь шепот и хриплый, сухой кашель. — Пока не утихнет ветер.

Он не отвечает, и Тень уходит. Сгорбившись — словно даже запорошенная снегом шкура для нее непосильная ноша — спускается по склону, исчезает за валунами. Вьюга стирает ее следы, скрывает путь.

Но колдовской круг остается. Горит под толщей снега, не давая сдвинуться с места.

«Ачи будет сидеть здесь».

Он не может уйти и поэтому не стал отвечать.

Бусины на руках и шее сейчас холоднее ледяного ветра. Пусть Тень думает, что поймала его душу, как охотники ловят зверя в силки. Нельзя сковать душу того, у кого нет имени.

Он смотрит на небо, там бьются белые вихри. Сокрытое солнце поднимается все выше и выше. Время с каждым вдохом морозит кровь, с каждым выдохом возвращает тепло, и движется медленно. Но не стоит на месте — и солнце минует полдень, а ветер становится тише, теряет гнев и наполняется тоской.

Вьюга умирает и, провожая ее, он, живущий в тени, начинает петь.

Зима благодарна ему — налетев последним порывом метели, окатывает ледяной крошкой, на миг забирает дыханье. Но он поет, и белое небо утихает, белые склоны становятся неподвижными, и тогда смолкает и песня.

Он уже не один. Пока он провожал вьюгу, солнце отразилось в крови, коснулось земли, и возле валунов стоит девушка.

Она огненной крови, и дни ее свободы еще кратки. Волосы, упавшие на лицо, замерзли от дыхания, с рукава куртки свисают хвосты куниц, а ладони прячутся в меховых рукавицах.

— Во сне ты была другой, — говорит он.

Во сне она, обнаженная, не сгорала в пламени, и пела, вскинув руки. Песня была пронзительной, как крик птицы, слова раскалывали небо. «Я пришла», пела она, «Я пришла».

Казалось, она не слышит его. Нахмурившись, склоняет голову набок, разглядывает. Потом говорит:

— Я Стрела. Кто ты?

— Я связанный. — Он поднимает руки, стряхивает снег. И вновь видны бусины, разноцветные, узорчатые и темные. — Я отдан людям.

Она не отводит взгляда. Ее глаза сумеречно-серые, как у тех, кто живет у реки. Но лицом непохожа — должно быть, умерла в дальних краях, не здесь.

Но его тревожит другое.

— Я знаю склоны гор, предгорья, долину реки и равнину за ней, — говорит он. — Но не одной семьи огненной крови здесь нет.

Застигнутая врасплох, она подходит ближе.

— Стрела из дальней семьи. — Она чертит руками круг, охватывает небо. — Но Стрелу защищал первый из видящих, и до недавних пор Стрела жила с людьми реки. — Она указывает на восток. — Стрела искала шаманов.

Когда отступают метели, а следом за ними уходят дожди, там, на востоке, можно увидить Скалы Солнца. И в любой день, пасмурный или ясный, зимой и летом, можно устремиться туда сердцем, почувствовать братьев.

Но он закрыл свое сердце.

— Я видел Стрелу во сне, — говорит он.

— Ты шаман? — Она хмурится вновь и продолжает, не дожидаясь ответа: — Но ты связанный. Стрела ищет тех, кто возьмет ее кровь.

Солнце уходит, и Тень возвращается. В тусклых сумерках снег скрипит под ее шагами. Тень садится рядом. Ее дыхание клубится паром, от нее пахнет костром и красной глиной. Тень раскрывает ладонь — там новая бусина, неровная и темная.